Я приехал в Дентон двумя днями позже Кортланда и Дейрдре.Техасский женский университет производил на редкость благоприятное впечатление.Увитые виноградными лозами кирпичные здания в окружении ухоженных зеленыхлужаек стояли на живописных склонах невысоких холмов. Трудно было поверить, чтоэто государственное учебное заведение.

Мои тридцать шесть, рано поседевшие волосы и привычка носитьэлегантные льняные костюмы позволили мне свободно прогуливаться по кампусу, аесли я и привлекал чье-либо внимание, то с легкостью мог сойти за преподавателяодного из множества факультетов. Иногда, отыскав свободную скамью, я усаживалсяна нее, чтобы подробно описать все увиденное. Мне нравилось рыться в книгах наполках общедоступной библиотеки или бродить по коридорам старых зданий, времяот времени учтиво кланяясь пожилым преподавательницам и отпуская комплименты вадрес молодых леди в блузках и плиссированных юбках.

На второй день после приезда я впервые увидел Дейрдре. Онавышла из общежития для первокурсников и около часа просто гуляла по извилистымдорожкам кампуса под сенью огромных деревьев – очень красивая, юная, с черными,длинными, свободно струящимися по спине волосами.

Столь долгожданная и при этом совершенно неожиданная встречапривела меня в полное замешательство. Ведь передо мной была поистине великая знаменитость.И в то же время, следуя за ней на некотором расстоянии, я испытывал невыносимыеугрызения совести. Я стыдился того, что вынужден был делать, и вновь пыталсянайти ответы на мучившие меня вопросы. Не лучше ли оставить девушку в покое?Должен ли я рассказать ей все, что знаю о давнем прошлом ее семьи? Имею ли явообще право здесь находиться?

Так и не проронив ни слова, я шел за ней, пока она нескрылась за дверью общежития. На следующее утро я вновь провожал ее сначала напервое занятие, а потом в просторную столовую, располагавшуюся в цокольномэтаже одного из зданий. Устроившись за маленьким столиком, Дейрдре водиночестве пила кофе и время от времени бросала монетки в музыкальный автомат,выбирая каждый раз одну и ту же пластинку – печальную мелодию Гершвина.

Она явно наслаждалась обретенной свободой. Когда она,отложив в сторону книгу, которую читала, подняла голову и огляделась, я словноприрос к месту и не в силах был подняться со стула. Я побоялся спугнуть еесвоим приближением. Ведь это ужасно – вдруг обнаружить, что за тобой кто-тоследит. Я вышел из столовой раньше Дейрдре и вернулся в свой маленький отель вцентре города.

Во второй половине дня я вновь отправился бродить покампусу. Едва я подошел к общежитию, как из него вышла Дейрдре. На ней былобелое хлопчатобумажное платье с короткими рукавами, облегающим лифом и пышнойюбкой.

И вновь она, казалось, без всякой цели прогуливалась покампусу, но в какой-то момент вдруг свернула в сторону и направилась в самыйдальний его конец, постепенно удаляясь от оживленных дорожек и ухоженныхлужаек. Последовав за ней, я неожиданно оказался в заброшенном ботаническомсаду, обширном и тенистом. Заросли вокруг были столь густыми, что я испугалсяза Дейрдре, которая быстро шла далеко впереди, уверенно ступая по неровнойтропинке.

В конце концов строения университета окончательно скрылисьза тесно стоявшими стволами бамбука; не слышно стало и шума уличного движения.Воздух вокруг словно сгустился, однако был заметно суше, чем в Новом Орлеане.

Спустившись по узкой тропинке, я перешел какой-то маленькиймостик и… замер. Чуть поодаль под большим цветущим деревом стояла Дейрдре исмотрела прямо на меня. Подняв правую руку, она сделала приглашающий жест. Я немог поверить своим глазам! Нет, они меня не обманывали: Дейрдре манила меня ксебе.

– Так что же вам все-таки нужно, мистер Лайтнер? –тихо спросила она. Голос ее слегка подрагивал, однако в нем не слышалось нигнева, ни страха.

А я в тот момент будто лишился дара речи. На шее Дейрдресиял фамильный изумруд Мэйфейров. Когда она вышла из общежития, он, вероятно,был спрятан под платьем, однако теперь я увидел знаменитую драгоценность вовсей красе.

В душу мою закралась тревога. Я лихорадочно размышлял, чтосказать ей в ответ, пытался придумать какое-нибудь правдоподобное,незамысловатое и в то же время глубокомысленное объяснение. Но вместо этогосмог выдавить из себя лишь несколько слов:

– Я наблюдал за вами, Дейрдре.

– Да, – ответила она, – я знаю.

Она повернулась ко мне спиной и стала спускаться позаросшим, едва различимым ступеням, жестом пригласив меня идти следом. Лестницапривела нас в укромный уголок сада, на небольшую, практически не видную состороны тропинки площадку, вокруг которой стояли несколько цементных скамей.Стволы бамбука, колеблемые ветром, слегка потрескивали. Неподалеку, видимо, былпруд, и в воздухе ощущался смрадный запах стоялой воды. Тем не менее само этоместо таило в себе несомненное очарование.

Дейрдре присела на скамью. На фоне царившего вокругтенистого полумрака отчетливо выделялось ее белое платье, а на груди яркосверкал изумруд.

«Будь осторожен, Лайтнер, – сказал я себе. – Ты вопасности».

– Мистер Лайтнер, – заговорила Дейрдре, как толькоя сел напротив, и посмотрела мне прямо в глаза, – скажите же наконец, чтовам нужно.

– Мне известно многое о вас и вашей семье,Дейрдре, – ответил я, – о вашей матери, о ее матери, о матери еематери… и так далее. Исторические факты, семейные тайны, генеалогия, слухи,сплетни… – словом, я владею разного рода информацией, поверьте. ВАмстердаме есть дом, на стене которого висит портрет женщины, вашейродственницы. Ее звали Дебора. Это она несколько столетий тому назад купила уголландского ювелира изумруд, который вы носите сейчас на шее.

Мне показалось, что мой рассказ ничуть не удивил Дейрдре. Нислова не говоря, она продолжала смотреть на меня изучающим взглядом, словнопытаясь понять, не обманываю ли я ее и нет ли у меня каких-либо недобрыхнамерений. Я же в тот момент не испытывал ничего, кроме невероятногопотрясения: «Я беседую с Дейрдре Мэйфейр! Я наконец-то сижу рядом с ДейрдреМэйфейр!».

– Скажите мне, Дейрдре, – нарушил я затянувшеесямолчание, – хотите ли вы узнать все, что знаю я? Интересно ли вамвзглянуть на письма человека, который любил Дебору? Хотите ли услышать правду отом, как умерла одна из прародительниц вашего рода и как ее дочь пересеклаокеан и поселилась на Сан-Доминго? В день ее смерти Лэшер обрушил на поселениестрашный ураган…

Я резко оборвал себя едва ли не на полуслове, как будто ворту вдруг пересохло, ибо Дейрдре внезапно переменилась в лице. Поначалу ярешил, что оно искажено яростью. Но нет, столь неожиданную смену выражениявызвала жесточайшая внутренняя борьба.