Смотрит. Ответа ждет. А у меня нет его. Голова идет кругом, ноги ватные — почти не чувствую их, перед глазами плывет, хоровод лиц превращается в черные точки, как сквозь вату в ушах слышу их голоса…

— Чего молчишь? — Вероника пытается до меня достучаться. — Сказать нечего? — Терпение начинает терять. — Эй. Я с тобой разговариваю. Отвечай, — Хватает меня за плечи и встряхивает. — Багрянова. Ты проиграла. ПРОИГРАЛА. Макс никогда не будет с тобой. Он просто не сможет видеть тебя изо дня в день. Не сможет жить с мыслью о том, что в твоей груди бьется сердце его лучшего друга. Это ты понимаешь? Ответь мне, — Встряхивает. — Ответь, сука.

— ДРАКА-А-А, — чей-то вопль со стороны вынуждает Веронику оставить меня в покое и уже спустя несколько секунд скрыться в толпе, спешащей на улицу.

В дверях образуется пробка, крики становятся громче, включается свет.

Кто-то подхватывает меня под руку и тянет вслед за остальными. Зоя. Не слышу ее… а она что-то кричит. Взглядом умоляет, сжимает мою руку в своих, практически плачет. Лишь по губам читаю — мое имя произносит.

Мне плохо. Мне физически плохо. То, что происходит с моим организмом в данный момент, лишь отчасти имеет отношение к тому, что я сегодня услышала, увидела… Что-то не так с моей головой, со зрением. Меня трясет, бросает то в жар, то в холод. Сердце стучит на износ, как ошалелое. Грудь тисками сжимает. И одновременно такая слабость по телу разливается… практически умиротворяющая, прекрасная слабость. Она мне нравится.

— Лиза… — будто из-под воды прорывается в сознание голос Зои. — Мы… уедем… сейчас… Держись… Все… хорошо… Лиза? Тебе плохо?.. Ты ведь не пила?.. Не принимала ничего?.. Боже, скажи, что нет, девочка.

Воду.

Я пила воду из пластиковой бутылки, которую вручил мне Оскар.

Которую вручил мне Оскар.

Боже…

Это конец. Финишная черта, которую я вот-вот переступлю. Вот-вот… еще шаг, еще немного…

Оказываемся на улице. Дождь идет. Не сильный… наверное. Холодный… наверное. Не чувствую капель, ударяющих по коже; чувствую лишь острую боль в груди, и как сознание медленно, как колыбель, раскачивается. Так заманчиво раскачивается, убаюкивает.

— Макс… — опять слышу далекий голос Зои отрывками. — Разбил… экран… идиот… убьют… убьют… убьют… — А потом в голову врывается ясный отчаянный крик моей подруги: — ОНИ УБЬЮТ ЕГО.

Толпа собралась плотным кругом — коршуны. Лица размазанные, не разглядеть ни одного, кроме лица в самом центре: разбитого, перекошенного от гнева, закипающего от свирепой ярости.

Макс.

Кто-то держит его, не пускает к Ромычу, которого Ден едва ли удерживает на месте. Макс что-то кричит — не могу расслышать ни слова, а раскаты грома будто намеренно заглушают его. Вспышки молний на секунды озаряют Максу лицо… никогда его таким не видела. Монстр, чудовище, обозленное, сорвавшееся с цепи, ненавидящее весь мир. Себя ненавидящее.

Вероника с раскиданными в стороны руками появляется в центре и что-то кричит. Кто-то из тусовки Оскара подхватывает ее под живот и уносит в сторону.

— Один на один, — кричит еще какой-то парень. — Все по-честному.

— Лиза… — Зоя обхватывает ладонями мое лицо и разворачивает к себе. — Мы уходим. Ты не будешь на это смотреть. Ты не просила его драться за тебя, в конце концов. Это его больное решение.

Не знаю, откуда во мне берутся силы, чтобы сбросить с себя ее руки и сделать несколько шагов вперед, к нему — к Максу. Приходится задействовать все резервы организма, приходится бороться с самой собой.

Толпа не подпускает ближе, чьи-то сцепленные руки врезаются в живот, чьи-то пытаются затолкать меня обратно.

"Не делай этого", — молюсь про себя. Сглатываю, крепко зажмуриваюсь, наивно веря, что мир перед глазами прекратит вращаться, тошнота пройдет, тело вновь обретет чувствительность, а боль в груди ослабнет. Но так не бывает, ни в этой истории, ни в моей жизни. Ни в его жизни.

Вспышка молнии вновь ослепляет, гром, как пушечный выстрел дает команду к атаке, и два вцепившихся друг в друга тела уже катаются по асфальту. Кулаки возносятся к небу и ударяют по лицам. Не слышу звуков ударов, но чувствую их нутром — каждый удар мощного кулака Ромыча, который врезается в Макса. Я чувствую его. Не хочу, не должна, но не могу по-другому.

— Убери на хрен биту, — кричит Ден парню из своей тусовки. — И не лезь. Пусть на кулаках разбираются.

Стальная бита ударяет по асфальту. Вспышка молнии. Макс с подачи Ромыча отлетает в сторону и таранит спиной толпу.

Слышу женский визг — Вероника пытается прорваться в круг, но ее не пускают.

— Эй. ЭЙ. ХАРЭ. КАКОГО ЧЕРТА? — Долговязая фигура Оскара появляется рядом с Деном, и тот что-то кричит ему в ответ.

— Да он убьет его, — Оскар взмахивает рукой в сторону Макса, которого в эту секунду Ромыч притягивает к себе за грудки и отправляет кулак ему в лицо. Хруст. Почти уверена, что слышала его.

— Это уже слишком, — продолжает кричать Оскар, но стоит на месте. — Слышь? Остановить это надо. Он прибьет его к чертовой матери.

— Тебе-то что?

И Оскар замолкает. Огромными, растерянными глазами смотрит, как избивают его бывшего друга и ничего не может сделать. Потому что Оскар — никто. Все мы здесь — никто для Ромыча и его компании.

— Лиза. Лиза.

Игнорирую голос Зои. Подаюсь вперед. Толпа не пускает.

Приседаю, упираюсь ладонями в мокрый асфальт. Ползу. Задыхаюсь. Кашляю. Из последних сил терплю жгучую боль, агонией разливающуюся в груди… по всему телу.

Слышу победный рык Ромыча, который оставляет Макса валяться на асфальте харкаться кровью, а сам стягивает с себя через голову футболку, раскидывает руки в стороны и демонстрирует себя толпе, просит подбодрить его.

— Все, братан, ты победил, — рвется к нему Оскар с фальшивой улыбкой на лице. — Погнали, нажремся в твою честь.

— Еще не все, — орет на него Ромыч и круто разворачивается обратно. В тот момент, когда Макс уже успел подняться на ноги и броситься на него в атаку. Наваливается всем телом и ударяет Ромыча лопатками об асфальт.

Толпа свистит, кричит, наслаждается представлением.

Ден оттаскивает Оскара в сторону и вручает кому-то в руки, чтобы тот не мешался.

Вероника больше не вопит, будто застыла, просто смотрит, как кулаки Ромыча раз за разом сокрушаются о тело Макса, превращая его в кровавое месиво.

Зои больше не слышно.

Никого не слышно в момент, когда я выбираюсь из толпы и, шатаясь, поднимаюсь на ватные ноги. Рвусь вперед, будто в бреду, не отдаю себе отчета в том, что происходит вокруг, но ясно понимаю, что делаю.

Не плачу, не произношу ни звука — у меня не осталось на это сил. Все, что могу — это ухватиться крепко за те несколько секунд, когда Ромыч дает себе отдышаться прежде чем нанести противнику новый удар, и всем телом навалиться на лежащего на асфальте Макса.