class="p1">В Нейстрии предположено было устроить три епископства: в Реймсе, Руане и Сансе. Бонифаций обратился к папе с просьбой о паллиуме для новых епископов, если дело устроится. Таким образом Галльская церковь становится непосредственно подчиненной папе; но некоторое время спустя Бонифаций прислал папе новое известие, а именно, что епископы от приема паллиумов от него отказываются. Еще более важное поражение потерпел Бонифаций в вопросе, лично до него касавшемся. Для архиепископской кафедры первоначально избран был свободный город Кельн. Бонифаций дал знать папе о согласии Пипина; но когда тот нарек его Кельнским архиепископом, майордом передумал, к немалому огорчению Бонифация, который жаловался папе и говорил, что он лучше предпочитает остаться без постоянной кафедры, чем принять предлагаемый ему Майнц. Однако папа успокоил его и нарек архиепископом Майнцским, соблюдая свое (или приписываемое себе) право назначать епископов.

Итак, в 745 году Бонифаций сделан был архиепископом Майнца, причем ему подчинены были не только Аламаннские епископства – Страсбург, Шпейер, Утрехт, но некоторое время и Кельн. Несомненно, что он старался не только о формальном, внешнем подчинении церквей, но и об утверждении в них римского канонического права. Организаторская деятельность св. Бонифация, труды по устройству церковного порядка и дисциплины имеют огромное и важное значение. Он был теперь сам епископом франкской церкви и должен был подчиняться распоряжениям политических властей; но это его не тяготило, более всего мучило то, что многие «недостойные» епископы, заслужившие быть низложенными за свою вполне мирскую жизнь, все-таки оставались на своих местах и что он, по своей должности, обязан был сноситься с ними. Другое огорчение происходило для него из самого сближения между королем франков и папою. Чем теснее и живее становились их прямые отношения, тем менее было необходимо посредничество Бонифация. Самые важные дела решали без него – его архиепископская власть оказывалась одним пустым титулом. В споре с Кельнским епископом он даже не решился сослаться на то, что Кельн подчинен ему. Странное впечатление производит одно его теологическое послание того времени: Бонифаций стал осторожным, боязливым и колеблющимся. Как будто о чем новом, он спрашивает папу, он, тридцать лет проповедовавший германцам, «что следует думать об их обычае есть гусей, аистов, зайцев, бобров, лошадей». Он спрашивал даже: «когда можно есть ветчину». Папа отвечал: «Св. Отцы не оставили на этот счет никакого постановления; но так как ты спрашиваешь, то советую есть ее только вареную или копченую, а не вареную только после Пасхи».

Бонифаций часто думал о своей кончине; он желал умереть мучеником, хотя, с другой стороны, желание не было особенно пламенно; в последние годы он спрашивал папу, «позволено ли спасаться бегством, когда нападут язычники». В 752 и 753 годах он, впрочем, был опять между язычниками: в Гессене и Тюрингии они сожгли до тридцати церквей; нужно было их вновь выстроить и восстановить. Подобного рода была и причина, заставившая его отпроситься во Фрисландию. В 754 году мы опять видим его в этой стране, где еще в молодых летах он являлся помощником Виллиброрда. Как видно из биографии Бонифация (написанной по рассказам учеников Виллибальдом 18 и переписанной в XI веке монахом Фульдского монастыря Отлоном),[119] он отправился к фризам с большим количеством провожатых, и, между прочим, было 52 человека вооруженной свиты. Некоторые немецкие ученые обвиняют Бонифация в этом, желая видеть в вооруженных людях военную силу, при помощи которой проповедник намеревался завоевать Фрисландию, а вовсе не принять там венец мученичества. По другим рассказам известно, однако, что его проповедники взяли с собой погребальные одежды и что сам он, отправляясь в путь, оставил завещание. Хотя все это могло быть следствием понятной предусмотрительности, ибо он был уже в преклонных летах, но тем не менее нельзя отрицать, что путешествие и цель его противоречат мнению тех, выставляет Бонифация только как гонителя и врага Кульдейской церкви. Так или иначе, но вопрос о ближайших соображениях, побудивших Бонифация идти к фризам, не может быть решен с полной удовлетворительностью; во всяком случае, он являлся здесь как архиепископ, а не как миссионер. Придя к фризам, Бонифаций, по словам биографа, остановился возле Доккума (Dokcum) на реке Бортне и послал учеников разбить шатры, желая здесь подождать тех из новообращенных фризов-христиан, которые должны были принять миропомазание. И здесь, следовательно, подобно тому, как в Гессене и Тюрингии, он является не как первый миссионер, а как организатор церкви, утвердитель христианства. Когда наступил назначенный для конфирмации день, то ожидаемые св. епископом люди «не как друзья, но как враги, не как новые чтители веры, но как новые палачи», по словам того же биографа, ворвались в лагерь и умертвили св. Бонифация и всех спутников его. Тело его перенесено было сначала в близлежащий Утрехт, а потом в монастырь Фульдский, который и до нашего времени служит местом соборов и совещаний для католических епископов.

Св. Бонифаций, отправившийся из Британии в Италию, чтобы получить благословение папы для проповеди христианства среди германских язычников, а затем явившийся при дворе франкского майордома с рекомендательными письмами Римского епископа, положил начало будущему союзу папы с франкскими майордомами. Чтобы проследить эти отношения, их развитие и, наконец, действительное заключение союза между двумя силами – духовной и светской, мы должны обратиться несколько назад, к Италии в эпоху пап Григория II и Григория III.19

* * *

Затруднительное положение Рима в это время уже отчасти известно нам. Мы знаем, что Рим и его первосвященник, стесненные лангобардами (управляемыми знаменитым королем Лиутпрандом),20 не могли, да отчасти и не желали рассчитывать на помощь и опору византийского императора-иконоборца и должны были искать помощи в другом месте. Мы не будем теперь подробно рассматривать политику папы в это тяжелое время, а остановимся только на выдающихся событиях.

В 728 году император-иконоборец Лев Исаавр попытался свои эдикты против икон провести и в Италии. Однако здесь запрещение икон вызвало большое негодование и возбудило народное восстание. Кроме религиозных причин в основе неприязни лежало и другое: византийский император стал римскому народу совершенно чужд. Когда Лев Исавр приказал экзарху Равенны схватить папу и отправить его в Константинополь, то римляне и лангобарды не допустили этого (хотя прежде подобные насильственные меры сходили с рук императорам; так, один из предшественников Григория II, папа Мартин, был силой схвачен и отправлен в ссылку в Херсонес).21 Они заняли дорогу, ведущую из Равенны в Рим, не пропуская никого в Римскую область (дукат). Объявлена была прямая война между Византийской империей и папством. Григорий созвал собор в Риме,22 на который явились