– В мемуаре сказано очень скупо, – напомнил Валька, а я прикусила язык надолго и всерьез, сообразив, что вторую серию никто другу Вале не показывал, даже не упоминал о наличии, как-то не случилось. – Мол, пришел истопник, напугал юного героя, дал в ухо и забрал ценности. Сослался на Ольгу или нет, я запамятовал, а бедняга Скот забыл спросить. Кстати, прежняя информация от Аврорского имеет тот же источник, истопник его планомерно запутывал и пугал для того, чтобы не сунулся в больницу. А ты хочешь сказать, что за этими вуалями кроется криминальный ум, голова, так сказать, но не профессора Доуэля (зачем он к нам прицепился, не знаешь?), а гораздо хуже. Далее, что он и есть «индей с кукушкой», которого мы сперва придумали, и сегодня опознали? Интересно завернуто, но…

– Нет, я так далеко не заходила, – возразила я, но не призналась, что главная Ольга подробно выписала роль истопника Алика, но никого другого не выводила на авансцену, кроме непричастного Гриши Амиса. – Но согласись, что акценты отчасти сместились.

– Согласиться можно с чем угодно, – заявил Валька с апломбом. – Но только нужно ли, даже если можно? Дело закончено, оплата произведена, хотя и не в задуманном размере, с тем мой интерес исчерпался. Могу признать, что моими были идеи общего плана, исполнение вышло твое, посему сколько выделишь из гонорара, столько приму с признательностью, но извини, милая крошка… Сочинять романы я не способен, мое дело маленькое – свести воедино причины, следствия и суммы прописью. Насчет «индея» я сказал, что мог, и хорошо бы оставить мужика в покое, буквально и фигурально. Подобные персонажи не по твоей части, извини великодушно.

– Хорошо, спасибо, дяденька Валя, за содействие, – я поняла, что помощи от друга дождаться не суждено. – Вот тебе обещанная пачка, что там завернули – я не считала, можешь смотреть сам. Теперь закажи большой молочный кофе, мы допьем и вернемся в скучную реальность, и я боюсь, что навсегда.

– Очень грустно у тебя вышло, дитя мое, – заметил Валентин, ознакомившись с содержанием денежной пачки и отправив её подалее. – Но еще не вечер, что-нибудь да придумаем, обещаю и клянусь. Отправим тебя в гости к Ольге, может статься, что она существует в природе, а не только в общем воображении, ты её наконец увидишь и расспросишь подробненько.

– Ну если ты обещал, буду ждать, – пришлось согласиться. – Только не тяни, не то заскучаю и опять встряну в ненужное.

Далее сольная исполнительница вернулась к начальному репертуару, и карусель воспоминаний завертелась снова, но теперь вхолостую, на палубе мы уже станцевали и будет. «Навстречу утренней заре, по Ангаре, по Ангаре…» – девушка за роялем слов не пела, они всплыли напоследок и привязались намертво, хотя ненадолго, бывают подобные казусы в природе.

Вместе с тем я пробиралась домой сквозь людские потоки, поскольку попросила друга Валю подвезти до ближайшего метро. Дружок подозрительно легко согласился, по всей видимости, мое общество его утомило, однако пришлось скоро раскаяться. Подземное путешествие пришлось на час пик, народ валил валом и образовывал заторы в переходах. Всю дорогу в голове крутилось назойливое сопровождение, подцепленное на антресолях: «навстречу утренней заре, по Ангаре, по Ангаре…», и не давало покоя.

Только выйдя ночью, в снег и мороз из стеклянного куба наземной станции, я достигла не скажу, что умом, более подсознанием, чего я желаю и что произведу немедленно по приходе домой. Минуя ужин и пренебрегая семейным общением, если Миша вернулся из подвала, закончив свою художественную часть.

С последним пришло везение, Миши дома не случилось, поэтому едва переодевшись и переобувшись (исключительно для удобства), я влезла на стремянку под потолок и зарылась в старые бумаги, лежавшие на антресолях геологическими слоями. Надо думать, что мучительный дискомфорт, испытанный в метро, тем и объяснялся. Сперва приходило понятие, что надлежит вспомнить, далее пошел подспудный процесс поиска, память перебирала варианты, где искомое может быть. Но чертово подсознание до последнего момента не удосужилось даже намекнуть, что именно я собиралась искать.

Оказалось, что далеко на антресолях, и это рукописный рассказ Любы Марцевич о «Потерянной заре», правда, авторша камень не называла, помятуя о его мистической природе. Но давала подсказки, невзирая на мистические требования. Правда, зачем эти знания срочно потребовались, я не смогла уловить, однако решила, что если напросились, то заглянуть не будет лишним. По крайней мере пройдут музыкальные позывы проследовать по Ангаре на встречу с загадочным камнем.

Прочиталось с первого абзаца вот что…

«Ничего в мире не происходит случайно, – сказал странник с окладистой белой бородой, в свете погасшего дня было непонятно, белокур он или сед. – Вот, например, этот камень, он так назван, потому что уходил из поля зрения множество раз, история его полна потерями и неожиданными возвращениями. Когда это произошло впервые, один человек расстался с жизнью по собственной воле, от стыда и страшного разочарования. Его звали Готвальд, профессор Готвальд.

Камень, который незнакомец достал из кармана ничем не напоминал о таинственной истории, которую рассказал странно подвернувшийся человек на морском берегу. Показалось, что он совсем недавно подобрал темно-красный кусок округлой гальки, обкатанный морем, и только тогда взялся сочинять историю…»

Так начинался рассказ Любы Марцевич о нашем камешке, который действительно у меня на глазах проделал кульбит, вернулся к хозяевам, когда не ждали, и после того, как они продали потерю за неплохие деньги. Еще прибился профессор, правда, не приблудный Доуэль, а некий Готвальд, это было неожиданно. Вроде бы речь в истории «зари» шла о другом профессоре, вполне реальном, по имени Кнолле, и шифрованные бумаги в коробке принадлежали ему, а не иным членам сборной академической солянки.

Когда я читала творение девушки Любы по первому разу (очень давно, прямо скажем), профессор Готвальд просочился мимо внимания (наверное, мистический аспект камня того не захотел, так веско рассудила бы авторша). Во втором чтении профессор Готвальд проехался по краю на туманной заре повествования, он фатально ошибся и принял собранную им коллекцию за другие, более драгоценные минералы, дальнейший анализ обнаружил, что они схожи по окраске, но имеют иную природу, надежды рухнули, и профессора не стало. Обидно, но тривиально.

Бумаги, писанные по-латыни (кстати, совсем недавно вернувшиеся вместе с камнями) занимали в рассказе центральное место, если не принимать во внимание мистическую составляющую. Как было неоднократно говорено, документы не смогли расшифровать, а они таили главный секрет камней. Авторша отнюдь не всуе вспоминала А.С. Пушкина (по нашей с Отче традиции, прошу отметить факт), приводила пример с летящей в снегу кибиткой, это хорошо запомнилось. Теперь сама Люба прояснилась,