о ней рассказал покойный Сергей, и сведения приобрели добавочный смысл. Правда, ничего нового, кроме хорошо забытого случая с профессором Готвальдом я не уловила, остальное было густо приправлено мистикой и досужими домыслами.

Однако следующая порция составного сочинения нашлась практически в товарном виде и могла быть отправлена соавтору, то бишь Ольге Славич, незамедлительно. Оставалось найти возможность перевести машинописный труд Любы Марцевич в цифровую форму, поскольку сделать фото 25-ти страниц я вряд ли смогла бы. За этим дело и стало на указанный вечер.

Тем не менее я оставалась в растерянности недолго, не к своей чести следует отметить. Не скажу, что прямо на месте, но вскоре вспомнилось, что однажды я посылала сложные тексты непосредственно из своего подъезда, в квартире тремя этажами выше обитал друг Мики, и его старший брат был так любезен… Разумеется, я не припомнила, как брата звали, пришлось импровизировать на пороге квартиры, сказать, что Мика шлет привет младшенькому и намерен поделиться впечатлениями, но вот с почтой проблемы, нельзя ли оповестить (на самом деле Мика упоминал о приятеле, но я забыла, что именно было сказано) и заодно…

Пользуясь хорошим воспитанием соседских детей, я ухитрилась изложить просьбу в стиле жалобы на горестную судьбу и собственную неумелость.

– Спасибо, на этот раз факс не требуется, – заверила я молодого человека с места в карьер. – Мне бы только отсканировать всего ничего, страниц 25, не больше. Срочно по работе, не ехать же в контору на ночь глядя. И если не очень трудно, то желательно кинуть результат прямо сюда, на сайт издательства «Колизей». Да, так идет литературный процесс, увы, наше поколение тяжело осваивается с технологиями, спасибо вам огромное, не забудьте сказать братику, что Мика…

Парень с невыясненным именем по всей видимости ждал гостей (в его комнате царил временный порядок, а сам был одет более тщательно, чем это с ними бывает), не стал сопротивляться, исполнил просьбу в темпе и позволил наглой соседке откланяться. Разумеется, когда убедился, что она заполучила желаемое и больше не придет, по крайней мере в ближайшее время суток.

И только после того, как рассказ Любаши Марцевич полетел по волнам эфира в рамках литературной переписки в адрес Ольги (в девичестве Славич) я дала себе отчет в собственных действиях. Он получился отменно нелицеприятным. Я разбирала свое поведение и приходила к самым неутешительным выводам, становилось отчасти неловко, хорошо, что рядом никого не было, и я порицала себя в одиночестве. Порицание происходило по следующим направлениям.

С того момента, как я выслала по указанному адресу фотографию другой Ольги с детьми, не покидало острое ощущение неполноценности своего вклада в сочинение романа-мутанта. Также беспокоил факт неполучения ответа на видеоролик с участием юного Гриши Амиса. Отчего-то казалось, что изощренный обмен информацией застопорился по моей вине, фото и видеоматериал виделся неравной заменой реальному художественному слову. Когда же нашелся рассказ на заявленную тему, я испытала нечто вроде маниакального возбуждения и не пришла в чувство, пока не переправила текст. Это и стало предметом самопорицания. Мыслимое ли дело для взрослой женщины так увлекаться эфемерным предметом и навязывать окружающим свои пристрастия? Да и рассказ Любы, надо признать, слова доброго не стоил, но в качестве обменного фонда приобрел завышенную ценность.

И вот, отослав Ольге мистическое творение Любы Марцевич, я уверилась, что сравняла счет и могу дожидаться ответа на высланные заявки и продолжение должно последовать. Увы, указанные недочеты приходилось признавать в сокрушении сердца, но не очень большом. Даже разобравшись беспристрастно, я строго не судила, поскольку исправить виновницу торжества возможностей не имела, да и не очень хотела.

Тем не менее постыдный эпизод с посылкой этюда возымел благотворное действие (наверное, с тем и был произведен). Я перестала заниматься посторонними делами, и они выветрились из головы довольно скоро. Вместо того сосредоточилась на привычных занятиях, вернулась мыслями на семейную ниву, в частности обратила внимание на супруга Мишу.

У него выявились проблемы с творчеством, оно отчасти пострадало от постоянного приема предписанных лекарств, и художник в его душе протестовал. Выяснилось, что швейцарские доктора выписали и отправили с пациентом первую серию целебных средств, остальное оставили на произвол пациента, уверив, что он сможет продолжить терапию на месте проживания. У тамошних эскулапов, процветали иллюзии по части отечественного состояния медицины. Местный умелец, к каковому Миша прибегнул в острый период моего невнимания, дал чудесную рекомендацию – плюнуть на заморские штучки и элементарно закодироваться, оно станет гораздо дешевле. Когда супруг поделился прописанными планами, я пришла в ужас и испытала острый приступ вины. Ничего подобного не могло иметь места, если бы я не улетела душой в эфир и не впала в иллюзорные состояния, при которых чужие тайны возобладали над реальными проблемами. Пришлось деятельно каяться, искать более или менее ответственную медицину, и после двух неприятных фальстартов дело пошло на лад, по крайней мере, так хотелось думать.

А потом зазвонил телефон, и объявилась Тамара Добросеева, та самая о которой много было говорилось на островах архипелага Пи-Пи и чуть меньше, когда Валька пытался пристегнуть её к поискам партнера Штурмана на заре возобновленной деятельности. Тогда Тамара не пожелала с ним беседовать и отослала без особых церемоний. Однако в начале нынешнего разговора она отчасти покаялась, мол, раньше было не с руки, но теперь она в Москве и хотела обсудить со мной (она подчеркнула) некоторые детали.

Оказалось, что её зять, неоднократно упомянутый сеньор Гуревич, ныне управляющий банком «Святого духа с коммерцией», поставил тещу в известность, что её знакомая Екатерина Малышева вошла в контакт в компании старого клиента банка, а именно – фирмы «Штурман». С тем сеньор Гуревич просил передать признательность за доставленного уважаемого клиента. Тот в свою очередь оповестил банкира, что движущей силой сделки явилась упомянутая Екатерина М. Понятно, что передаточный «Штурман» получил свой процент, но чем сеньор Гуревич может отслужить прекрасной деловой даме – для него остается загадкой. Клиент, видный международный сановник, намекнул, что упаси бог предложить нечто материальное, будет сочтено за обиду. Поразмыслив, сеньор Гуревич вспомнил, что указанная Екатерина по счастью хорошо знакома с тещей и попросил Тамару о совете и содействии.

Да именно так, в разветвленном семействе Добросеевых и Гуревичей бытовало предание, что Екатерина Малышева издавна знакома с Тамарой чуть ли не со студенческой скамьи, а с десяток лет тому назад выяснилось, что у них имеется общий интерес при банке Святого духа, мол, контора «Екатерина&2/3» учреждена на паях с одним из клиентов банка. Ну и ладно, какое мне дело