текущем состоянии, – Лу кивнула и поднялась, намереваясь уйти в комнату. Но неожиданно Вивис схватила ее за запястье.

– Постой… Присядь. – Она замялась, кусая губы и выглядя неожиданно смущенной. – Прежде, чем мы разойдемся, я хотела спросить кое-о-чем. В твоей сказке… ты упоминала маму. И… монстра. Прости, если лезу не в свое дело. Но я бы хотела узнать… если ты не против. Это может быть очень важно.

Что-то внутри Лу дрогнуло. Она медленно осела на тахту, чувствуя, как сердце накрывает тяжелый полог печали. Вспомнив все месяц назад, она гадала, наберется ли когда-нибудь смелости поделится с близкими историей о своем прошлом. Но теперь, раз уж разговор шел о чувстве вины, почему бы ей не вытащить свой главный козырь?

Прогнав ком в горле, она тихо произнесла:

– Луро. Мое имя. Мама назвала меня так, потому что я была зачата в саду лунных роз. Она… оказалась в Аду из-за меня.

Лу прикрыла глаза, сгоняя скопившиеся в их уголках слезы. Легла на бок, скукожившись в позе зародыша.

– Я не помнила ничего, кроме одной строчки из ее песни. Но после удара головой воспоминания вернулись. Ее звали Рокана. Она жила свободно и счастливо, но когда родилась я, все изменилось.

– Почему?

– Со мной было что-то не так… – Она тряхнула головой, решив, что не станет темнить и играть словами. – Я родилась уродливой. Настолько уродливой, что все, кого мама считала друзьями, от нее отвернулись. Они сочли, что она сделала нечто поистине ужасное, раз произвела на свет подобное… существо.

– Но сейчас ты выглядишь нормально. Не могло же твое уродство рассосаться со временем?

– Это все дело рук демона. Не знаю, прилично ли рассказывать такое… Нет, вам – можно. Она призвала демона, и он преобразил меня. Сделал нормальной.

– Демон смог явиться на Лицевую Сторону?

– Кажется, дело было в песне. Той песне об Антеоре, я вам рассказывала про нее когда-то. Мама вложила в нее душу, и демон услышал ее. Теперь я вспомнила, о чем была та песня. Мама пела о том, чтобы я стала нормальной. Скрыла свой истинный облик.

– Вот как… – прошептала Вивис.

Если бы только Лу могла отстраниться сейчас от своих переживаний, она бы застала на лице женщины то задумчивое выражение, с которым неизменно приближаются к важному открытию. Но девчонка была слишком погружена в себя. Слова продолжали вылетать из ее уст, но доносились словно откуда-то издалека.

– И демон помог. Исполнил ее желание в обмен на душу. Но к тому времени местные уже ополчились против нас, и ей пришлось сбежать со мной на руках. Мы оказались в какой-то небольшой деревне. О нас некому было позаботиться. Маме пришлось работать без продыху, чтобы мы не умерли с голоду. Все смотрели на нее свысока, как на чужачку, но она терпела издевки и унижения, чтобы меня защитить. А однажды в ту деревушку заявились работорговцы. Они решили забрать меня. Мать не хотела меня отдавать, но никто из местных не встал на ее защиту, а одна она не могла ничего сделать. Она уже давно болела, у нее совсем не было сил… Она попыталась воспротивиться им, и они… ее убили. Зарубили… топором.

– Ох, дитя мое. – Видя, как девчонка, не сдержавшись, начинает захлебываться слезами, Вивис сочувственно погладила ее по плечу. – Мне так жаль. Очень, очень жаль.

– Это воспоминание стерлось из моей памяти… – впившись пальцами в мокрые волосы, бормотала Лу, задыхаясь. – Лишь недавно я поняла, почему не помню маминого лица… Последний раз, когда я его видела, оно было обагрено кровью. А ведь если бы я не родилась на свет, моя мать была бы в порядке. Если бы не я, ей бы не пришлось продавать душу демону. Если бы только меня не существовало…

Она окончательно погрязла в непроглядной пучине вины, перестав воспринимать что-либо вокруг и не слыша, как Вивис, присев рядом, твердит ей слова утешения.

– Боль… Песок в моих костях… Это просто расплата за все мои грехи, – шептала она, чувствуя приближение приступа агонии и готовая принять ее с благодарностью религиозной мученицы.

И агония не заставила себя ждать.

Некоторое время спустя Лу лежала в постели, думая о том, что даже в памятный вечер своего приезда в Магматику надралась не настолько сильно.

Отголоски приступа давно стихли, и она была бы не прочь уснуть, как и советовала Вивис, но ничего не получалось. Какая-то мысль маячила на периферии ее сознания, и Лу все пыталась ухватить ее, а та ускользала. И она лежала… Нет, не лежала – парила. Она закрывала глаза, и ей мерещилось, что она рассекает воздух подобно игрушечному пегасу, чья пестрая грива из бахромы развевается на ветру. Стремительный полет причудливыми спиралями вызывал тошноту и головокружение. А Даффи, сотни, тысячи Даффи восторженно наблюдали за нею с земли, и звук их аплодисментов сливался в монотонный и оглушительный шум в ушах.

Если только у деревянной игрушки имелись чувства, Лу теперь знала, что пегас в тот момент чувствовал. Закрывая глаза, она точно так же взмывала и пикировала, с нетерпением ожидая, когда неподвластная сила отпустит ее и настанет время упасть. И как только долгожданный час пробил, Лу стала погружаться в омут небытия с нескрываемым облегчением… Но хотя ей казалось, что внизу, на дне, не может быть ничего, кроме блаженной пустоты, внезапно там обнаружилось нечто. Звездочка, искра, стремительно вытолкнувшая ее обратно на поверхность. Это было озарение, которое наконец на нее снизошло.

Она поняла: чтобы что-то получить, нужно что-то отдать.

Это было так легко и очевидно. Чтобы что-то получить, нужно что-то отдать. Это были не просто азы торговли, которым учил ее Хартис. Это были азы самой жизни.

Стоило их постичь, как раздражение, вызванное непрошенным пробуждением, сменилось небывалым спокойствием. Не расслабленным и изнеженным спокойствием, а незыблемым, решительным спокойствием. Спокойствием туго натянутой перед выстрелом тетивы.

И в тот же момент Лу осознала, что в комнате есть посторонний. Она бы не смогла сказать, что именно вселило в нее эту уверенность. Может, краткий металлический перезвон, одновременно далекий и близкий. Может, тихий шорох ковра. А может, чужое дыхание, которое спустя несколько долгих минут она начала различать в абсолютной тишине спальни.

Она сперва решила, что ей чудится. Но вскоре все отчетливей стала слышать инородный звук, которому было здесь не место. Может, Даффи? Она, бывало, приходила ночью, если приснится кошмар, чтобы Лу спела ей колыбельную. Однако для маленькой шаотки не было никакого резона просто стоять в темноте посреди комнаты и