Стоя в промежутке между столом и зеркалом, Айви встала вбоевую стойку.

— Тогда я погибну и убью тебя сама. Она моя подруга, иты ее не тронешь.

Удовлетворенная улыбка заиграла на лице старика.

— Айви, — заворковал он, — моя хорошая Айви.Наконец-то ты бросаешь мне вызов. Иди сюда, рыбка моя. Пора тебе выплыть изкамышей и плавать как хищнице — ведь ты же хищница и есть.

Нет, подумала я в ужасе, поняв, что все это — ужас,страдания, мука — все это было только чтобы заставить Айви встать против него,наконец-то осуществив его мечту—увидеть в ней равную себе.

— Это будет больно, как солнце, — предупредилПискари, раскрывая ей объятия, и она отшатнулась, побледнев. — Сладка мнебудет твоя последняя кровь.

Эдден, снова в сознании, подобрался ко мне, и я его бессильнохлопнула по руке, когда он хотел осмотреть мою шею.

— Застрели его, — выдохнула я; меня чуть не вывернуло,когда я нащупала рваную рану у себя на шее. — Он ее убьет, —прошептала я, но Эддену это было безразлично. Айви бросила вызов Пискари, и онее убьет, и они будут вечно вместе существовать нежитью.

— Айви, нет! — сказала я, громче, раз Эдден неслушает. — Ты не хочешь… не хочешь такого.

Пискари приподнял бровь:

— Молчи, ведьма, и смотри, — сказал он и потянулсяк Айви.

Ужас возобладал над обучением, и Айви попятилась, закричалавысоко и пронзительно — меня пробрало этим криком. Он прижал ее к зеркалу, ртомк шее, и впился глубоко, чтобы покончить с этим быстрее.

Она не сопротивлялась — она хотела умереть. Только так моглаона сражаться с ним в надежде меня спасти. Она давала ему себя убить, чтобыспасти меня.

— Нет! — всхлипнула я, пытаясь приподняться, ноЭдден взял меня за руку и не пускал. — Нет!

Светловолосая тень метнулась к ним. С нечленораздельнымзвуком Стриж взмахнула резаком для бумаги и обрушила его на шею Пискари кактопор. С мясистым звуком нож вошел в тело.

Пискари дернулся, отшатнулся от Айви — у нее из разорваннойшеи текла кровь. Укус был глубокий — смертельный.

Плача в страхе и ярости, Стриж замахнулась еще раз — и уменя желудок сжался от звука, с которым нож ударил в шею Пискари — на этот разспереди. Руки его соскользнули с Айви, и Стриж еще раз взмахнула, крича вслепой ярости, и ударила точно туда же.

На третий раз лезвие прошло насквозь — Стриж потеряларавновесие и упала на колени, всхлипывая, а Пискари свалился. Окровавленноелезвие в руке Стриж зазвенело об пол.

— Матерь божия! — ахнул Эдден, разжимая пальцы.

Сползая по зеркалу, Айви смотрела на Пискари, не веря своимглазам. Отрубленная голова уставилась на нее, моргая в последний раз, потомзрачки побелели и стали пусты. Пискари настигла истинная смерть — Стриж убилаего. Тонкие струйки крови, вытекшие на пол лужицами, быстро иссякали.

— Пискари? — шепнула Айви, как потерявшийся ребенок— исвалилась.

— Нет! — взвизгнула Стриж и поползла к ней. Руки у неепокраснели сразу при попытке остановить кровь, хлещущую из шеи Айви. —Боже мой, нет!

Дверь разлетелась, звук дрели, которой ее высверливали, стих— внутрь толпой хлынули люди. Двое набросились на Стриж — она отбивалась, нодвижение ее были слепы и беспорядочны, справиться с ней оказалось просто. Троесклонились над Айви, послышались ритмичные заклинания — они начали реанимацию.Боже мой, Айви погибла! Она мертва!

Я заползла под стол, забытая. Вокруг шаркали и топали ноги —Трента извлекали из угла и выводили из комнаты миссис Саронг и мистера Рея. НаПискари набросили простыню — на оба его куска.

Айви убита. Кистен убит. Дженкс…

— Нет! — прохрипела я шепотом, глаза наполнилисьслезами. Дженкс. В горле будто камень застрял. Где Дженкс? Пискари его сбил.

Боль в горле проходила, в сердце — нет. Дженкс. Где Дженкс?Шее было холодно, я старалась ее не трогать. Дыхание вырывалось влажнымивсхлипами. Господи, как больно. Из-под стола мне видны были начищенные туфли итри пары ног на полу возле Айви. Она лежала, отбросив руку в сторону, будтоумоляя о спасении, будто подзывая меня. Она умирала, и не было силы, способнойэтому помешать.

Но Дженкс где-то здесь, и кто-то может на него наступить.

Я поползла вглубь комнаты, к задней стене, высматривая его.Фокус, забытый, лежал на полу в открытой коробке в гнезде из черной оберточнойбумаги. Я отодвинула его с дороги, и рядом с моей сумкой сверкнула золотаялужица пыльцы.

Кажется, сердце у меня вообще остановилось — я ничего нечувствовала, кроме боли. Ничего другого не было во мне.

— Дженкс, — сказала я хрипло. Нет, пожалуйста.Нет.

Я нагнулась над ним, слепая от слез. Подняла его дрожащимируками, липкими от крови. Он не шевелился, лицо его побледнело, одно из крыльевсогнулось.

— Дженкс! — всхлипнула я, и меня затрясло отощущения его легкого тельца у меня на ладони. Дженкса нет, Кистена нет, Айвиумирает. Намеченный мною защитник пытался меня убить, но был убит сам. Ничего уменя нет. Ну совсем ничего. Нет выбора, нет вариантов, нет больше продуманныхвыходов из тяжелой ситуации. Прилив адреналина, поняла я на волне грубогоотчаяния, был ложный бог, к которому я стремилась всю жизнь. И этот бог отнял уменя все в моей слепой погоне за ощущениями. Вся моя жизнь закончилась ничем.Всю жизнь я гонялась за острыми ощущениями, забыв о том, что важно на самомделе.

И что же мне, черт побери, осталось?

Все, кто мне дорог, мертвы. Я их искала очень долго, и зналав глубине души, что никогда не будет подобных им. Я слишком далеко ушла отсвоих начал, и никто не поймет, кто я такая на самом деле или, что еще важнее,кем я хочу на самом деле быть—во всей той мерзости, в которую превратилась мояжизнь. Сейчас я стала такой, на которую никто положиться не может — даже ясама. Я открыто общаюсь с демонами. Моя кровь оживляет их проклятия. Моя душапокрыта вонью их магии. Каждый раз, когда я пытаюсь творить добро, приходитсяплохо мне и тем, кто любит меня.

И тем, кого люблю я, подумала я сквозь слезы, туманящиеглаза.

Ну, черт с ним, подумала я, нашаривая фокус в открытойкоробке. Был один окончательный способ положить ему конец, и сейчас… сейчас уменя не было причин им не воспользоваться.

На меня навалилась невероятной глубины апатия, пустая и горькая.Дрожащими пальцами я вытерла глаза и отвела волосы с глаз. За краем столасуетились ноги и раздавались команды и ответы, но про меня забыли. Одинокая иотделенная от всех, я вытащила фокус из коробки, зная, что я собираюсь делать,и не испытывая по этому поводу эмоций. Да, будет больно. Может быть, это меняубьет. Но все равно ничего мне не осталось, кроме боли, и что угодно будетлучше этого. Даже забвение.