Склоненная голова метнулась к золотой свече. Она запечатаетпроклятие во мне так, что ему уже не отцепиться. Свеча затрепетала на ветру,который ощущала только я, а потом, нежно и неожиданно, как прикосновениебабочки к щеке, погасла — и вспыхнула последняя черная свеча. Проклятиесплелось заново.

Я испустила стон, голова закружилась. Сделано. Япревратилась в демоническое проклятие. Я ощущала его в себе, яд сочился из душив разум. Сейчас осталось только дождаться, когда он меня убьет.

Раскрыв рот, сама потрясенная своим деянием, я поднялаголову и увидела сидящего под столом Трента, в белой рубашке, без фрака. Онсмотрел на меня, Квен стоял за ним, готовый оттащить его в сторону. Язаморгала, чувствуя в груди жжение. Успела только вздохнуть, как на меня обрушилсядисбаланс реальности, вызванный плетением проклятия.

Я дернулась, ударившись головой о крышку стола, и локтямипрорвала круги. Резкий вдох, судорога — меня облило черной волной, сталоневозможно дышать, щека коснулась прохладного кафеля, все мышцы свело болью.Проклятие увидело, что моя воля ослабевает, и его жажда бегства удвоилась,сплетаясь с моей, становясь единым желанием. Надо бежать. Надо спасаться! Но яне могла двинуться… эти чертовы… руки…

— Она придет в себя? — спросил встревоженный ипораженный Трент.

— Она расплачивается сейчас за проклятие, — тихоответил Квен. — Не знаю.

Кто-то до меня дотронулся — я заорала, но услышала лишьгорловой стон. Проклятие проникало в самую мою суть, сплавляясь в одно со мной.Ему уже не было пути наружу, и оно вливалось во все грани моей памяти и мысли,оно становилось мною. Смерть заливала меня изнутри. И сквозь все это меня жглакопоть дисбаланса, угрожая остановить сердце.

— Я беру его, — выдохнула я, и больсхлынула. — Беру, — повторила я, сжимаясь в комок. Оно стало моим,стало мною — ничего не осталось у меня, кроме этого проклятия. Пугаюшая жаждабегства наполняла меня, она принадлежала проклятию, но мы с ним были одно, онапринадлежала мне.

Зачем я сопротивляюсь? — пришла вдруг мысль сквозьпытку горящей в крови демонской сажи, и с этим последним горьким ощущением ядала воле умереть.

Страх исчез, прозвенев последней мыслью, боль в сердце ушлав мгновение ока в удивлении, что мне было не все равно, и вихрь страданияразума испарился от внезапного осознания, что все изменилось.

Глаза открылись, все мое существо наполнилось покоем, будтоя родилась заново. Ни гнева, ни сердечной боли, ни скорби. Дыхание входило влегкие плавно и неспешно, я в паузе времени смотрела на мир, щека лежала нахолодной плитке, и мне стало интересно, что случилось. Все тело ныло, будто яодержала победу в драке, но рядом со мной не было растерзанного трупа.

И тут я увидела рядом с собой свою тюрьму, сбитую с тогоместа, где я ее поместила за ловушкой демонской магии. Ах, вот что.

Прищурившись, я потянулась за этой штукой. Никогда больше небуду я в ней.

— Celero inanio! — прорычала я, и мне было всеравно, что это демонское проклятие, и неинтересно, откуда я его знаю. Костьраспалась вдребезги от моего прикосновения, перегретая настолько, чторазлетелась на мелкие хлопья. Я отдернула руки и села — боль удивила меня, ноне помешала удовлетворению. Никогда больше я не буду в этой тюрьме, и яобрадовалась нахлынувшему дисбалансу за нарушение законов физики, а он покрылменя теплым слоем, защитным слоем. Так, теперь дальше…

Надо мною — плоская гладкость дерева, выше — перекрестьеметалла, штукатурки, ковра и пространства. Я в здании — но я не обязана в немоставаться.

Кто-то на меня смотрел. Вообще-то народу много, но лишь одинсмотрел на меня, как хищник на дичь. Я оглядела безмолвные вопрошающие лица,пока не увидела эти зеленые глаза эльфа, обрамленные черными волосами. Квен,дала я ему имя, и тут увидела за ним открытую дверь.

— Осторожно! — крикнул кто-то.

Я прыгнула туда, запуталась в платье. Кто-то навалился наменя сверху — прижать к полу. Я молча отбивалась, размахивая кулаками. Мужскойголос кричал мне, чтобы не шевелилась. Едва слышный треск крылышек пиксиполоснул ножом по душе, и я почувствовала, как остаток меня прежней, РэйчелМорган, уходит прочь, прячется от сердечной боли.

Болезненный стон—это мой кулак попал в чувствительное место,и с приятным чувством облегчения я рванулась к двери. Кто-то схватил меня заруки и я вскрикнула, когда их завернули мне за спину.

Я стала вырываться, рыча, потом затихла и улыбнуласьпонимающей улыбкой. Я же могу драться не телом, а разумом.

— Свяжите ее кто-нибудь! — заверещал какой-то пиксисверху. — Она черпает из линии!

— Рэйчел, прекрати! — крикнула женщина, и я резкоповернулась на знакомый голос.

— Айви? — пролепетала я, дыхание пересеклось, когда яувидела, ч то она сидит у стены, прижимая руку к шее, бледная от потери крови.Здравый смысл пытался достучаться до моих мозгов, но пьянящее чувство силыоттолкнуло его. Между мной и дверью стояли люди, а женщины на полу было мало,чтобы победить требования проклятия.

Я задрожала, извернулась, чтобы сесть прямо, и из моих губполилась латинская речь — из моего прошлого, или будущего, отовсюду.

— Прости, Рэйчел, — сказал мрачный голос у меня заспиной, — но противо-лей-линейных наручников у нас нет.

Я обернулась в дикой потребности кого-нибудь ударить — и наменя обрушился кулак. Звезды взорвались перед глазами и погасли, оставив лишьчерноту сладостного забытья.

Но когда дыхание покидало меня тихим вздохом, я моглапоклясться, что теплые капли у меня на лице были слезами, что дрожащие руки,обнявшие меня на жестоком холоде кафеля, пахли соблазнительным ароматомвампира. И кто-то… кто-то пел о крови и маргаритках.

Я двигалась! Было тепло, и я была завернута в одеяло,вонявшее сигаретами. Что-то сковывало мое саднящее запястье, и так как во мнене было ни эрга безвременья, похоже было, что липучки всетаки нашли. Может, те,что лежали у меня в сумке. Гул большого двигателя убаюкивал, но от резкогодвижения мне стало нехорошо.

— Она очнулась, — сказал Дженкс, и тревога в его голосебыла неимоверной.

— Откуда ты знаешь? — донесся спереди голос Айви, и яприоткрыла глаза. Я лежала на заднем сиденье джипа ФВБ, завернутая в фэвэбэшноеодеяло.

—Аура у нее стала ярче, — буркнул Дженкс, —Очнулась.

Я задышала быстрее. Туман уходил, но смятение только росло.Каждую мысль я продумывала дважды, будто пропуская через переводчика. Волнастраха окатила меня, когда я поняла, что дело в проклятии. Оно не просто вомне, оно стало моей составной частью. Эта чертова штука оказалась живая?

— Рейчел… — сказала Айви, и я вздрогнула. Боль пронзиламеня вместе с приступом необъяснимого страха. Я могла двигаться — и не могла,крепко спеленатая.