И это не зависит от качества людей! Ты можешь быть очень хорошим человеком, но если ты находишься на месте организатора производства в несовершенной системе, ты просто вынужден будешь занижать людям потребление до минимума, чтобы они только с голода не умерли, только для того, чтобы сделать свою организацию более жизнеспособной! И ты вынужден будешь объединяться с другими такими угнетателями для того, чтобы угнетённый народ не сбросил вас силой!

— Серен, ну включи разум! Это не наука, это наукообразие! Продли мысль, представь, как в реальном мире можно иначе?

— Народное государство!

— Это бессмысленные слова! В народном государстве тоже нужны организаторы и начальники, и как, по-твоему, они будут действовать в условиях нехватки ресурсов? Тоже будут понижать потребление и давить силой любые бунты. И скажу страшное: они и взятки будут брать. Как, по-твоему, люди будут в начальники попадать в народном государстве?

— Выборная система!

— Ага. Уж кто не должен был купиться на это враньё, так это ты. Ты же видел, во что превратилась выборная система судей у кочевников? Ты же рядом со мной с оружием против них стоял, когда они за своё право грабить даже воевать были готовы?

— Ну, видел. Но это ни о чем не говорит!

— Как раз это реальность, которая говорит громче всего. Ты можешь организовывать государство как выборное, можешь организовывать как аристократию, как у нас. Но в любом случае будут проблемы с грабежом, произволом и обманом. Только у нас аристократов воспитывают в духе преданности своему народу, говорят, что их жизнь должна быть служением простым людям. А твои выборные люди — выходцы из простых людей — первое время будут стремиться только набить карманы, чтобы удовлетворить животные желания — жадность, заносчивость, роскошь, любовниц пачку заведут… Мы с детства привычны к тому, что у нас это есть и что главное не в этом. А у них этого не будет.

— Ты не хочешь признавать это наукой, поскольку ты сам из аристократов, — обиделся Серен.

— Нереальная чушь это, а не наука. А потом, вспомни государство кочевников. Ты обратил внимание, что у них на выборных постах — там, где были реальные выборы — везде оказывались люди низкого роста? Ты можешь представить себе психологию того, кто в выборной системе будет лезть в начальство? Для этого надо быть человеком, который внешне всем мил, всем доказал, что он такой, как они, а внутри всех презирает, гордится тем, что всех обманул. Ты вот полезешь, чтобы надмеваться, с упоением командовать ради того, чтобы чувствовать себя начальником, и удовлетворять все пожелания вышестоящего начальства? Как правило, очень глупые?

— Нет, не хочу быть начальником, я бы лучше что-нибудь производил, — признался Серен.

— Вот видишь! При такой организации общества наверх нормальный человек не всплывёт, начальником станет самый хитрый, самый эгоистичный, самый честолюбивый человек, который для своего тщеславия готов сделать что угодно! Последствия будут ужасающими! Поэтому наша аристократическая система гораздо лучше. Наши аристократы могут быть воровитыми, могут быть тупыми, но они нормальные люди. И действуют в среднем как нормальные люди с нормальной логикой, явную чушь делать не будут. А твои выборные начальники сделают что угодно ради власти.

— Ты так говоришь потому, что сам из благородных, — повторил Серен и затих.

* * *

В очередной раз я «заелся» с преподавателем богословия, когда он рассказывал про то, как отвечать на вопрос о том, чем религия Бога-из-огня полезна для выживания. Он долго рассуждал о том, что разум простых людей погружен в материальное, что они думают только о выживании тела и пытаются думать о религии только как о средстве выживания тела: если заболел ребёнок, то надо заказать молебен, если одолевают тяжёлые мысли, то надо посыпать в разные углы хатки песочек с могилы праведницы, чтобы отогнать нечистую силу, а если всё сыпется из рук, надо сходить поклониться мощам или какому-нибудь артефакту типа пояса Богородицы.

Профессор говорил, что если поддаться этому давлению, то религия превратится в бытовой магизм, что недопустимо, что одна из самых важных частей нашей деятельности — это нести в тёмные массы идею о том, что человеку не должно жить только материальным и что выживание возможно как раз только в том случае, если люди становятся духовными людьми. Профессор советовал нам говорить, что для боголюбивого человека важнее умереть добрым праведником, чем заботиться о выживании.

Я спросил, так а есть где-нибудь список, чем религия полезна для выживания? Профессор сказал, что я плохо слушал лекцию и что никто из добрых религиозных людей не будет думать на эту тему. Я слушал лекцию очень внимательно, и эти слова меня обидели:

— Добрые религиозные люди как раз должны осознавать все последствия действия своей религии. В мире существует не только наша религия. И не всегда получается подавить чужих силой оружия. Приходится рассказывать чужим людям о том, в чём преимущество нашей религии. Без готового списка преимуществ работать очень сложно. А ещё мы не сможем объяснить своим воинам, за что они должны умирать, если у нас нет готового списка достоинств нашей религии. И чиновникам не сможем объяснить, ради чего им наживать проблемы с воровитым начальством и бороться с хищениями. Так наше государство и сгниёт, а армия развалится и разбежится.

— Очень жаль, что вы не были в армии. Наши благородные люди имеют честь и знают, за что воюют! — засмеялся профессор.

— Благородные воюют за свои земли и доходы. А когда большинство армии будет состоять из пехоты, из селян, которые спят и видят, как бы все господа провалились в преисподнюю, как вы им это объясните?

— Вот ваше дело как будущих святых отцов и состоит как раз в том, чтобы рассказать всем, в том числе селянам, почему лучше умереть с честью ради Бога, чем жить только ради жадности, — вывернулся профессор.

— Такой ответ — это, по большому счету, запрет на разумность. Если нельзя думать о последствиях действия своей религии, то получается, что люди не смогут думать ни о чём. Ни о том, чем поведение духовного человека лучше поведения скотины, ни о том, сколько ступеней развития между скотиной и совершенным человеком, ни о том, как выстраивать совершенное государство.

Профессор опять впал в истерику и начал орать:

— Вот очень характерно, что вы думаете о других людях как о скотине! А мы думаем о людях как о Сынах Божьих! И мы ожидаем, что люди будут стремиться к высшему, а не биться за каждое зёрнышко!

Сказанное настолько оскорбительно перевирало мои слова, что я даже не