Отвлеки их… и внезапно Джейк сообразил, как это сделать.

– Да, я действительнокое-что вспомнил, – признался он, –только не про компьютеры. А про моего старинного приятеля Режь-Глотку. Иегостаринного дружка Ухалу.

– Э! Э! – вскричал Режь-Глотку. – О чем это ты толкуешь,малец?

– Почему ты не скажешь Тик-Таку, кто на самом деледал тебепароль, Режь-Глотку? Тогда ясмогу рассказать Тик-Таку, где ты его хранишь.

Озадаченный Тик-Так зорко глянул на Режь-Глотку:

– О чем это он?

– Да ни о чем! – поспешно сказал тот, не удержавшись,однако, от быстрого взгляда в сторону Ухалы. – Мальчишка мелет вздор, Тикки,хочет, чтоб паленым понесло не от его задницы, а от моей. Одно слово, наглец!Не говорил ли я тебе…

– А вы загляните к нему в шарф, что же вы? – подзадорилДжейк. – Там у него лежит бумажка, а на ней записан пароль, который мнепришлось ему прочесть, – сам он и того не может.

На сей раз обошлось без внезапных приступов ярости; лицоТик-Така мрачнело постепенно, как летнее небо перед страшной грозой.

– Дай-ка мне взглянуть на твой шарф, Режь-Глотку, – негромкораспорядился он осипшим голосом. – Одним глазком, по старой дружбе.

– Говорю тебе, мальчишка брешет! – закричал Режь-Глотку,хватаясь за шарф обеими руками и пятясь к стене. Прямо над ним заблестелиобведенные золотом глаза Чика. – Да ты погляди ему в рожу – враз поймешь, чтоловчей всего эдакий нахальный сопляк умеет врать да оговаривать!

Тик-Так устремил пристальный взгляд на Ухалу, которого,казалось, вот-вот стошнит от страха, и все тем же негромким, страшным голосомспросил:

– Ну? Что скажешь, Ухало? Я знаю, вы с Режь-Глоткой с давнихпор сладкая парочка и мозгов у тебя что у гусиной тушки… но, конечно же, дажеты не настолько глуп, чтобы записать на бумаге пароль на вход во внутренниепокои… верно? Верно?

– Я… я думал только… – начал Ухало.

– Заткнись! – рявкнул Режь-Глотку. Он бросил на Джейкабыстрый взгляд, полный чистейшей, патологической ненависти. – А тебе, дорогуша,не жить, так и знай!

– Сними шарф, Режь-Глотку, – велел Тик-Так. – Я хочузаглянуть в него.

Джейк бочком подвинулся на шаг ближе к возвышению и кнопкам.

– Нет! – Руки Режь-Глотки опять придавили шарф к голове,точно желтая ткань могла взять да и улететь по собственной воле. – Будь япроклят, коли сниму!

– Хватай его, Брендон, – приказал Тик-Так.

Брендон кинулся к Режь-Глотке. Тот быстро (хоть егопроворство не шло ни в какое сравнение с проворством Тик-Така) нагнулся,выхватил из-за голенища нож и вонзил клинок Брендону в руку.

– Ах ты отродье!– завопил Брендон от боли и удивления, когдаиз его руки полилась кровь.

– Да что ж ты натворил-то, ты погляди-и!.. – заголосилаТилли.

– Прикажете все делать самому? – прикрикнул Тик-Так, какбудто бы больше раздосадованный, чем сердитый, и поднялся с кресла. Режь-Глоткупопятился, чертя у своего лица загадочные узоры окровавленным ножом. Другуюруку пират крепко прижимал к темени.

– Не подходи, – пропыхтел он. – Я люблю тебя как родногобрата, Тикки, но, коли не отвалишь, суну этот клинок тебе в брюхо, ей-ей!

– Ты?Вряд ли, – со смехом сказал Тик-Так. Он извлек из ноженсвой нож и теперь любовно держал его за костяную рукоятку. Все взгляды обращеныбыли на этих двоих. Джейк сделал два быстрых шага к возвышению с небольшимскоплением кнопок и потянулся к той, которую, как ему помнилось, нажималТик-Так.

Режь-Глотку пятился по кругу вдоль стены. Светящиеся трубкипоследовательно окрашивали его изъеденное мандрусом лицо в нездоровые цвета:желчно-зеленый, горячечно-красный, желтушно-желтый. Теперь под вентиляционнойрешеткой, через которую смотрел Чик, стоял Тик-Так.

– Брось, Режь-Глотку, – уговаривал он. – Мальчишку тыдоставил, просьбу мою выполнил; ежели кто еще и отведает ножичка, так не ты, аУхало. Только покажи мне…

Джейк увидел, как Чик приседает перед прыжком, и понял двевещи: чтособирался сделать косолап и по чьему наущению.

– Чик, нет!– пронзительно крикнул он.

Все повернулись к нему. В ту же минуту Чик прыгнул, ударилсяв непрочную решетку и выбил ее. Тик-Так круто обернулся на шум, и назапрокинутое лицо ему свалился кусающийся и царапающийся косолап.

Даже сквозь двойные двери Роланд смутно расслышал "Чик,нет!",и сердце у него упало. Он подождал, не повернется ли колесо-вентиль,но оно сохраняло неподвижность. Стрелок закрыл глаза, напряг все силы имысленно приказал: "Дверь, Джейк! Открой дверь!"

Никакого отклика он не почувствовал; мысленные образыисчезли. Их с Джейком линия связи, изначально непрочная и хрупкая, теперь былабезжалостно оборвана.

Отчаянно вопя и чертыхаясь, ослепленный Тик-Так попятился,силясь ухватить верткую тварь, которая зубами и когтями рвала его лицо. Онпочувствовал, как левый глаз, продырявленный когтями Чика, лопнул и страшнаябагровая боль прожгла голову, точно летящий в глубокий колодец пылающий факел.Ярость взяла верх над болью; Тик-Так схватил Чика, оторвал от лица и поднял надголовой, собираясь выкрутить, как тряпку.

– Нет!– взвыл Джейк. Позабыв об отпирающей дверь кнопке, онсорвал со спинки кресла автомат.

Тилли завизжала. Остальные кинулись врассыпную. Джейк навелдряхлый немецкий автомат на Тик-Така. Чик, перевернутый огромными сильнымируками вверх тормашками и скрученный так, что казалось – вот-вот хрустнетспина, бешено задергался и цапнул зубами пустоту. От мучительной боли косолаптоненько взвизгнул – пугающе человеческим голосом.

– ПУСТИ ЕГО, СВОЛОЧЬ! – крикнул Джейк и нажал на спусковойкрючок.

У него оставалось еще довольно здравого смысла, чтобыцелиться понизу. Рев "Шмайссера" сорокового калибра показался взамкнутом пространстве нестерпимо громким, хотя выстрелов было всего пять илишесть. Одна из светящихся трубок взорвалась, полыхнув холодным оранжевым огнем.Дюймом выше левого колена Тик-Така появилась дыра, вокруг нее немедленно сталорасплываться темно-алое пятно. Рот Тик-Така потрясенно округлился – это яснеевсяких слов говорило о том, что при всем своем уме Тик-Так надеялся прожитьдолгую счастливую жизнь, всаживая пули в людей, но сам оставаясь целехонек.Подвергаться опасностиполучить девять грамм свинца – может быть, нодействительно получитьих? Изумленное выражение его лица говорило о том, чтоэтого просто не может быть.