так же как нет возможности устроить вылазку. Партизаны знали: каждый из выходов густо опутан колючей проволокой, закидан боронами с железными остриями, минирован динамитом и вдобавок постоянно находится под пулеметными дулами. Единственная надежда жила в сердцах партизан — надежда на приход Красной Армии.

…Долгий, мучительный переход закончился. Колонна остановилась на дне каменоломен. Партизаны разместились в самой устойчивой галерее, жителям отвели тупик рядом, раненых поместили также отдельно.

Партизаны прикрепили к выступам камня коптилки на железных костылях, заправили фитили, подлили масла и нефти. Из экономии смолистые факелы потушили. Они могли еще пригодиться не раз — на случай нового перехода.

Два ряда тусклых дымных огней освещали длинные штольни, едва разрывая густой мрак. Шум утихал. Едва вырисовываясь в мглистом тумане, одни расположились на сырой земле, вдоль мрачных, покрытых зеленой слизью стен, другие лежали распростершись, сидели, чавкая в темноте, грызли ремни, доедали зерна ячменя. Шатающиеся фигуры людей, похожие на привидения, бродили по галерее. Многие, поднимаясь на груды щебня и припав ртом к стенам, жадно слизывали с камней капли влаги…

2

Близился рассвет. В далекой сини долин вставали красноватые верхушки гор, скал и холмов; белели горстями рассыпанного песка деревушки.

На берегу серебристого моря призрачно маячил город, словно разорванное покрывало, брошенное на скалы.

И вдруг это сонное утро содрогнулось и пробудилось от глухого, раскатистого грохота: воздух наполнился ревом голосов, стрельбы и частым треском разрывающихся гранат.

Грянул бой. Волны его докатились до города, паникой наполнили улицы.

Обыватели, офицеры, солдаты метались, разнося страшные для них слова:

— Красные обходят… Окружают… Гибель… Большевики…

Люди с перекошенными, бледными лицами бежали к пристаням, к пароходам.

Треск телефона разбудил и генерала Губатова на его квартире в крепости. Сообщали, что город окружают войска, очевидно красные, — точно не известно, так как на каменоломнях спокойно. Губатов при этом известии сразу потерял душевное равновесие, которым так любил хвастаться. Он поднял в крепости тревогу, велел усилить караулы, все подготовить к обороне на фортах. Затем Губатов связался по прямому проводу со штабом Добрармии, сообщив, что к городу и к крепости с севера, от Азовского моря, подходят неизвестно откуда появившиеся красные части. Губатов добавлял, что на каменоломнях все спокойно и единственно, что можно предположить, — это сокрушительный прорыв фронта.

Сообщение это вызвало большое смятение в штабе. Седоусые стратеги спешно разослали панические телефонограммы по всем частям. В несколько часов весть, утроенная и удесятеренная, пронеслась по всему побережью, на Кубань и дальше…

Пока штабные висели на телефонах, рев, стрельба и грохот подкатились уже к самым предместьям. Шум захлестывал город со всех сторон.

Откуда-то из города стреляли пушки.

Бой шел в деревне Булганак, в трех километрах от города, где стояли части конного полка неприятеля. Все отряды белых, находящиеся в самом городе, выступили на его окраину и готовились к обороне.

…Между тем в глубине Аджимушкайских каменоломен, в тупике, где расположился отряд Колдобы, все было тихо. Партизаны спали мертвецким утренним сном. Внезапно прибежали двое часовых с факелами, крича истошными голосами:

— Товарищи! Поднимайся… поднимайся! Свобода идет! Красные подходят! Слышен бой…

Мгновенно все галереи и узкие штольни словно встряхнуло, все партизаны как один вскочили на ноги.

Во мраке неслись слова:

— Спасение!

— Братишки, красные пришли…

— Свобода!..

В густой копоти ламп и факелов, в смутном сумраке метались радостные люди, и огромные тени их ломались на потолках галерей.

Один из двух часовых, поднявших тревогу, размахивая факелом, подбежал к штольне, где находился штаб. Партизан в драной зюйдвестке взял наперевес винтовку.

— Стой! Не велено! — крикнул он.

— Дурак ты! — заорал парень с факелом. — Там свобода идет, а вы спите… Пусти!

И, напирая на часового, парень кричал звонким голосом в пустоту штольни:

— Товарищ Колдоба! Красная Армия идет! Скорей, товарищ Колдоба! Бой наверху…

Парень дрожал, весь охваченный восторгом.

Кутаясь в бурку, выскочил Колдоба. Глаза его горели.

— Что там? А ну, хвастай! — приказал он.

— Я с захода. Часовой, — волнуясь, говорил парень. — Нас двое стояло, и, как услышали бой наверху, пушки палят, ружья… сразу вниз побежали. А около заходов белых ни одного не видно. Как ветром сдуло…

— Стой, стой!.. Ты все так и видел? — волнуясь, переспросил Колдоба.

— И видел, и слышал… Пойдемте, пойдемте!.. Скорей! — звал парень, и голубые глаза его блистали радостью.

В этот момент подбежали еще несколько партизан с факелами. Это были часовые с других заходов.

Все в один голос утверждали, что наверху, в расположении белых, паника и совсем уже близко доносится гул сражения.

Колдоба и весь штаб быстро пошли. Голубоглазый парень бежал рядом с Колдобой, заглядывал ему в лицо и говорил:

— Вот бы сейчас в город дунуть!.. К пароходам бы… Наперерез… И закричать всем буржуям: «Стой! Мы — революция!» Вот делов бы насуропили! А, товарищ командир?

Комиссар Ковров, поравнявшись с парнем, хлопнул его ладонью по плечу.

— Фантазируешь… Ну-ну, пойдем посмотрим, послушаем, что там есть…

Когда все повернули за угол, увидели: навстречу с криком двигалась плотная колыхающаяся толпа партизан. Колдоба побледнел, выбежал вперед и громко закричал:

— Стой! Куда? Слушай мою команду! К порядку, товарищи!

Первые ряды партизан остановились. Загремели крики:

— Идем наверх! Красной Армии на выручку… Смерть буржуям!.. Конец мучениям!..

— Ур-р-р-ра! — подхватили сотни голосов.

Казалось, своды подземелий рухнут от громового восторга.

— На волю!.. В бой!..

Колдоба отдал команду по ротам, выделил командиров и каждому указал пути, по которым роты должны были подниматься к выходу и ждать дальнейших приказаний. Колдоба не забыл оставить караулы у подземного лазарета и тупика, где находились жители, настрого приказав никого оттуда наверх не выпускать.

Жители, узнав о близком освобождении, плакали от радости, связывали свои лохмотья в узлы, готовясь к выходу на волю.

Пока Колдоба с главной колонной поднимался наверх, Ковров уже успел сделать разведку. Он установил, что белые части снимаются со всех позиций вокруг заходов и отступают вдоль железной дороги, к городу.

С противоположной каменоломням горы по отступающим белым били пулеметы. На холмистой равнине от деревни Булганак до Аджимушкая степная трава вспыхивала белыми дымками ружейных выстрелов. Можно было видеть кучки бойцов, перебегающих с горы вниз, но никак нельзя было догадаться, чьи это части и откуда ведется главное наступление.

По самой же вершине холмистого хребта, между темными столбами снарядных разрывов, медленно двигался, направляясь к каменоломням, растянутой цепочкой отряд.

Мягкие лучи утреннего солнца лежали на зеленом бархате равнин. Из освобожденных заходов Аджимушкая выбегали партизаны и, рассыпаясь по склонам горы, бежали в трепетном мареве солнца.

3

Тем временем генерал Губатов из ряда отрывочных сведений