но и назовет его трусом или, что еще хуже, просто презрительно на него посмотрит и ничего не ответит. Петька оглянулся по сторонам и увидел своих товарищей с перекошенными лицами и с открытыми ртами, словно они все что-то кричали, а что именно — нельзя было расслышать из-за грохота.

Из-под густой бахромы дыма Петька хорошо разглядел кусок насыпи и поля и движущиеся по нему торопливые цепи белых солдат.

— Идут, идут! — закричал Шумный, толкая под бок Антонова и показывая вперед.

Антонов мрачно кивнул головой.

Цепи белых неслись, ощетинившись штыками, пригнувшись, и были уже ясно видны искаженные ненавистью лица солдат первых рядов.

Петька настороженно следил за приближением врага. Он как бы не слышал грохота снарядов и свиста осколков. Боевое опьянение овладело им. Он приподнялся на локтях и начал стрелять в белых.

Внезапно гул канонады оборвался, расплываясь далеким эхом. Небо еще звенело отголосками стрельбы, и далеко-далеко, за дымом, запела труба: тра-та-та-та-та-а-а-а…

И по сигналу вдоль всех цепей затрещали пулеметы, загремели залпы со стороны засевших вверху, на скалах, партизан. В реве и шуме долетали обрывки офицерской команды.

— Вперед!.. ред…

— Ур-р-р-ра-а-а-а!..

В волнах дыма уже совсем близко вырастали фигуры белых… Вот они уже набежали на первую цепь партизан, и Шумный увидел, как из-за камней встали товарищи, бросили гранаты и две волны разъяренных людей столкнулись…

Петька выпускал пулю за пулей. Вся земля около него и Антонова была усыпана гильзами. Они целились в самую гущу набегающих цепей, которые неутомимо лезли по траве вверх, где залегли главные силы партизан.

Пули вокруг Шумного бороздили землю и щелкали о камни, словно орешки на крепких зубах. Он уже не чувствовал страха. Ему было жарко, душно и даже чуть весело — так воодушевление боя захлестнуло его…

А белые все лезли и лезли по склонам, теряя десятки солдат. Уже совсем вплотную подошли они к роте Дидова. Приближался решительный момент боя.

Петька перестал стрелять. Он услышал далеко, с левого фланга, нарастающий гул сражения, подкатывающийся все ближе. Шумный приподнялся на локте и, окинув взглядом степь и холмы, понял, что белые окружают партизан.

— Бросай бомбы! — раздался голос Антонова.

Трясущимися руками Шумный отцепил от пояса бомбу, бросил ее вниз, в гущу врагов, и крепко сжал оставшееся в руке кольцо.

Белые дрогнули, и когда Антонов крикнул: «В атаку!» — все партизаны вскочили как один…

Удар роты Антонова был стремителен. Белые скатились обратно к железнодорожной насыпи. Но и здесь они не удержались, сотня партизан оттеснила их еще дальше и зашла в тыл.

Выставив под прикрытием пулемет, Антонов осыпал врага сзади градом пуль.

Прорыв роты Антонова внес полное замешательство в ряды белых. Некоторые офицеры приняли отряд Антонова за новые части партизан, вышедшие из дальних каменоломен, и попытались задержать своих уже охваченных паникой солдат, но это не удалось. Растерянность все увеличивалась, и белые начали поспешное отступление к железнодорожному полотну.

Рота Антонова развернулась и теперь бежала врассыпную по степи, преследуя белых. Шумный бежал впереди всех, но вдруг услышал крик сбоку и увидел, как Антонов, споткнувшись, упал ничком в траву. Петька бросился к нему, но Антонов, морщась от боли, погрозил ему кулаком и закричал сердито:

— Не бросай роту! Командуй! Гони беляков!

Шумный на мгновение замер на месте, огорошенный приказанием, но азарт боя снова подхлестнул его, он побежал вперед.

— Рота, слушай мою команду! — закричал Шумный не своим голосом, догоняя цепь. — Вперед! Вперед! — призывал он и бежал опять впереди всех, как настоящий командир.

Белые далеко рассыпались по всей степи.

Колдоба отдал приказ наступать на город. Он вел свои части развернуто по всей равнине, полукольцом, постепенно охватывая противника. Белые попытались укрепиться на железнодорожном полотне, но не выдержали и в панике снова побежали. Колдоба перешел железнодорожную насыпь и двинулся на город.

Перестрелка стихла, и до слуха партизан долетел глухой, протяжный рев канонады от Акмоная. Это были более близкие и грозные раскаты, чем прежде.

Колдоба по опыту знал, что это ревут морские орудия. Он догадывался, что английские и французские крейсеры бомбардируют Красную Армию. Они сжимают огненным воротником Акмонайский перешеек с двух морей — Азовского и Черного. Одна мысль терзала Колдобу: остановят ли эти морские чудовища Красную Армию? Он верил, что не остановят.

Когда партизаны вышли на равнину солончаков и были уже совсем близко к окраинам города, миноносцы союзников открыли вновь ураганный огонь. Снаряды рвались среди партизанских цепей. В тучах горького дыма и волнах огня задыхались и падали партизаны…

Сквозь огонь, с трудом собирая разрозненные роты, командиры уводили своих бойцов опять в каменоломни. Цепочки партизан погружались в заходы, навстречу бил им в лица затхлый, сырой воздух. Впереди был мрак…

Последним привел разбитую антоновскую роту Шумный.

Идя в штаб, Шумный увидел недалеко от себя, как из пересекающего туннеля вышла группа партизан с пылающим факелом в руках. Они, возбужденные, быстро направились по широкой галерее в глубь подземелья.

— Подлый человек!

— Кто дал ему право убивать своих?

— Бандит!..

Шумный прибавил шагу. Он догнал бойцов только у самого штаба, быстро протолкался сквозь гущу столпившихся партизан.

Перед ним, раскинувшись на соломе, с бледным лицом и приоткрытым окровавленным ртом, лежал убитый Савельев.

— Кто убил?

— Митрий Денисов.

— За что?

— Запретил вылазку… А там рядом два пулемета белых…

— Это анархия!

— Где он?

— Сбежал, сволочь…

Вскоре среди шумящей толпы, собравшейся в широком тупике, возвысился худой и заросший Горбылевский.

Наступило молчание.

— Товарищи! — тихо и скорбно произнес Горбылевский. — Мы в этот грозный час нашей борьбы понесли большую утрату… Убит товарищ Савельев. — Горбылевский опустил голову и помолчал. — Враг ожесточился. Лезет в заходы… Но надо продолжать борьбу! Председатель Военно-революционного штаба, наш товарищ и друг Савельев погиб… Кому доверим наш революционный штаб?..

Толпа всколыхнулась, задвигались головы, ружья, руки, и по галереям, тупикам, туннелям зашумели, понеслись голоса:

— Бардина-а!.. Бар-ди-и-на-а!..

Партизаны тут же снова совершили вылазку, но были загнаны в подземелье. В этих ожесточенных неравных схватках партизаны-командиры один за другим выбывали из строя, — семьдесят бойцов было ранено, двадцать убито.

В последней вылазке был тяжело ранен Бардин. Руководство штабом принял на себя Ковров, который чувствовал себя бодрее и ходил уже без костылей.

В этот день начальник штаба гарнизона белых войск сообщал командованию Крымским фронтом:

«Семь Колодезей. Полковнику Коновалову.

С северной стороны Аджимушкая заняли и взорвали один выход, второго выхода не нашли. Считаю задачу на севере законченной, очистили северный край деревни и оставили один эскадрон для блокады северной и восточной стороны. Южная группа усилена за счет северной.