земля перевернулась: летели камни, постели, солома, падали люди, лошади, переворачивались телеги.

Всюду слышались стоны людей, ржание лошадей, треск горящей соломы. Мы быстро начали тушить солому, загоревшуюся от опрокинутых коптилок.

Женщины, схватив маленьких детей, бросались туда, где располагался штаб. Дети и подростки плакали, хватали партизан за полы, старались не отставать от них, боялись потеряться.

Штабные и партизаны из сил выбивались, помогая жителям переселяться в нижний этаж каменоломен через прорезанное отверстие. Раненых брали санитары, детей забирали женщины, и все бежали к отверстию.

Взрывами динамита в нескольких местах галерей было прорвано множество воронок и отверстий, откуда шли внутрь галерей пронизывающие сквозняки. Это всполошило всех, и действительно, вскоре страшное известие полетело по галереям:

— Пали солому! Газы!

Быстро хватая солому, мы жгли ее в проходах галерей. Но газ начал проникать к нам. Люди падали на пол, мочили тряпки слюной, своей мочой, завязывали ими рты, окутывали головы.

— Газы!.. Газы!..

Когда все почувствовали, что опасность не угрожает более отряду, принесли женщин с детьми, отравленных газами. У детей были раскрыты иссохшие, почерневшие ротики, а глазки неподвижно глядели вверх, в потолок галереи. Матери их лежали с распущенными волосами, с бледными лицами, с синими, пересохшими губами.

Женщины сняли с себя кресты и надели на мертвых.

А наверху нарастал новый непрерывный гул от взрывов, и было слышно, как белые замуровывают все заходы…

Интервенты и белое командование придумали новый метод осады и ликвидации каменоломен. Они решили разрушать каменоломни поодиночке. Все основные силы белых должны были сосредоточиться на каких-нибудь одних каменоломнях и окружить их таким кольцом, чтобы ни в коем случае партизаны не могли выбираться наверх и совершать свои вылазки. Каждый заход решено было забросать землей, камнем, железом, окутать колючей проволокой и залить цементом. После этого готовить массовые взрывы и пускать газ. Покончив так с одной каменоломней, переходить к следующим…

Петровские каменоломни уже были разрушены именно таким методом.

Теперь Губатов взялся за Старокарантинские каменоломни и, покончив с ними, перекинул силы на самые большие, Аджимушкайские — центр революционного и партизанского движения на Керченском полуострове.

Военно-революционный штаб и городская подпольная организация, увидев, что Старокарантинский полк партизан окружен и на глазах всех терпит гибельную осаду, зверски уничтожается всеми видами орудий истребления, делали все, что могли, чтобы как-нибудь спасти товарищей.

Город в эти дни кишел белогвардейцами, отступающими с фронта. Улицы были загромождены обозами богачей, офицеров и их семей. Все они спешили к морю, на корабли.

В это время аджимушкайцы и организовали налет на город, напали на телеграф, почту и телефонную станцию. Потом совершили набег на деревню Булганак, потрепали гвардейскую конницу и выгнали ее из деревни.

В день этого налета Аня Березко доставила комиссару Коврову из города копию белогвардейской телеграммы.

«Керчь, комкреп, дегенкрая — полковнику Махрову.

Осваг — Кирпичникову.

В 12 час. 20 мин. батарея красных обстреляла наши окопы в районе ст. Акмонай и станцию в 17 час. 30 мин. Обстреляла наш бронепоезд в том же районе. Судовая артиллерия разогнала работавших в районе Царкова и разъезд восточнее Дальних Камышей. Операция у каменоломен продолжается, начаты взрывы. Задержано много лиц, причастных к бандитам. В ночь на 30 апреля бандитами произведено нападение в Керчи на телеграф, почту и телефон. Нападение отбито. Семь Колодезей, 1 мая.

22 часа № 14693.

Полковник Аметистов».

Следующей ночью прибыл комиссар отряда Петровских каменоломен Люльченко, тяжело раненный в полость рта, потерявший все зубы. Люльченко не дался в руки белым палачам, вылез через прорванную взрывом воронку и ночью пробрался в Аджимушкайские каменоломни. Люльченко не мог говорить и записками отвечал на вопросы Коврова. Так он доложил Военно-революционному штабу о гибели партизанского отряда в Петровских каменоломнях.

18

На следующий день войска Губатова плотным кольцом окружили Аджимушкайские каменоломни.

С северо-восточной стороны на рысях спускалась с хребта в долину кавалерия — два эскадрона гвардейцев, которые были сняты с позиций Старого Карантина. Там более половины заходов было уже взорвано и замуровано, что позволяло теперь Губатову снять оттуда часть своих войск. Губатов определил по действиям партизан, что они настолько ослабли, что уже не способны на серьезные вылазки и прорыв кольца осады.

Начинался тот решительный скачок белых на Аджимушкай, какой имел в виду сделать генерал Губатов по заранее разработанному плану.

Весть о приближении белых войск быстро разнеслась по всему подземелью и по территории Аджимушкая. Послышались сигналы тревоги и голоса команд.

— Товарищи, к бою! Стройсь!

Колдоба проходил вдоль строившихся партизан и отдавал последние приказания.

В темноте подземелья сквозь гул команд, щелканье затворов все явственнее и громче вырывалась песня:

Смело мы в бой пойдем

За власть Советов

И как один умрем

В борьбе за это…

Майский утренний воздух наполнился зловещим грохотом, напоминающим раскаты грома.

— Ого! С моря бьют!

— Это с крейсера!

— Англичане стараются…

В селе Аджимушкай в разных концах вспыхнули пожары. Горели крестьянские хаты.

После артиллерийской подготовки, длившейся более часа, белые повели наступление.

Поднялась яростная пулеметная и ружейная стрельба. Быстрыми бросками белые приближались к деревне. Партизаны, отстреливаясь, отходили к каменоломням. Вот уже и кавалерия ворвалась в деревню…

Поднявшееся солнце освещало груды развалин известняка. В стенах домиков зияли черные дыры, валялись расщепленные двери, бревна, кирпичи. Отвалившиеся стены обнажали убогую внутренность лачуг.

Деревня опустела. Только одинокие кавалеристы носились по разрушенным улицам и быстро исчезали в дыму.

Не успели войска неприятеля подойти вплотную, как с моря, с военных англо-французских судов, начался новый артиллерийский обстрел.

Бум-бум! Гу-у-у! Гу-у-у!..

Под прикрытием англо-французской артиллерии цепи белых, как муравьи, полезли по огородам и ямам, пригибаясь, прячась, ища защиты от пуль партизан.

Канонада нарастала, белогвардейцы плотной цепью продвигались вперед, заходили с флангов и все плотнее сжимали каменоломни в кольцо.

Наконец лавина белогвардейских войск прижала партизан к заходам и как бы силой вдавила их в темное подземелье…

К разбитой церкви, которая находилась недалеко от главных заходов в каменоломни, подъехала серая, забрызганная грязью английская автомашина, на которой стоял, держась за борт кузова, высокий, грузный Губатов.

Он скупым жестом подозвал молодого офицера с забинтованной головой и медленно, но громко, так, чтобы слышали солдаты, продиктовал:

— «Семь Колодезей. Полковнику Аметистову. Бунтовщики разбиты. Жалкие остатки их закрыты в подземелье. Губатов».

Офицер отдал честь и бросился к лошади, которую держал юркий казак.

— Капитан! — властно остановил Губатов офицера. — Запишите и пошлите еще срочную: «Семь Колодезей. Полковнику Аметистову. Необходимо просить англичан доставить нам в Керчь удушливых газов пятьдесят тысяч килограммов. Губатов».