Когда наемники майским утром 1618 года узнали три трупа, болтающиеся на виселице на Пьяццетте, они поняли, что их главарей предали, и бежали. Таверны опустели так быстро, что ходили слухи: пропавших можно найти в канале Орфано, куда Совет десяти обычно сбрасывал тех, кого тайно задушили. Слухи о заговоре в самом деле передал Совету десяти капитан-гугенот, который не желал помогать испанцам. Совет десяти действовал с обычной скоростью и эффективностью, без всяких публичных разъяснений. Сенат попросил короля Испании отозвать Бедмара, однако никаких обвинений ему предъявлено не было. Более действенно Венеция дискредитировала своих врагов-испанцев молчанием, из-за которого весь мир склонен был подозревать худшее, как и было в те десятилетия, когда англичане устроили общенациональный праздник из разоблачения «порохового заговора» Гая Фокса, который собирался взорвать парламент.

В 1620 году у «молодых» появился повод считать, что в целом их действия были успешными. Они ограничили власть Совета десяти и назначили своих предводителей на ключевые посты в правительстве. Сиятельнейшая выстояла против папского интердикта, помогла герцогу Савойскому отразить нападение испанского губернатора Милана, получила выгоды от войны с австрийским эрцгерцогом, когда были удалены ускоки, в результате кампании против герцога Осуны заново подтвердила свое владычество в Адриатике и разоблачила «испанский заговор», в результате чего особенно враждебных представителей Испании удалили из Италии.

Однако следующее десятилетие показало, что карты Венеции слишком слабы и ей не под силу состязаться с другими европейскими игроками в борьбе за власть. Франция при Ришелье снова пробивалась к лидерству. Ришелье воспользовался союзом с Венецией в своих маневрах против Габсбургов, но затем за спиной у республики вел переговоры, которые ослабляли престиж Сиятельнейшей. Самым унизительным для Венеции стал исход кризиса из-за Мантуи. В 1628 году, когда умер правитель этого небольшого буферного государства, Габсбурги поддержали одного претендента, Франция и Венеция – второго. В то время как французские войска сражались с испанцами к западу от Милана, венецианская армия пыталась освободить Мантую, осажденную войсками из Германии. После одного поражения венецианские силы рассеялись, и Мантую разграбили с жестокостью, которой печально прославилась Тридцатилетняя война. Дрогнувшие венецианцы еще раз возблагодарили Бога за свою лагуну. Только шведская интервенция положила конец победам Габсбургов и в 1631 году принесла в Италию мир, в который Сиятельнейшую включили на условиях, продиктованных Францией.

Из-за эпидемии чумы реорганизация венецианской армии после поражения вблизи Мантуи 1630 года стала невозможной. Последняя вспышка «черной смерти» за 16 месяцев сократила население Венеции от приблизительно 150 до 100 тысяч человек; такие же потери понесла Верона и другие материковые города. Николо Контарини, которого выбрали дожем, чтобы он возглавил войну за мантуанское наследство, ставшую горькой вершиной его антииспанской политики, умер за неделю до того, как эпидемия отступила. За неделю до смерти этот самый последовательный антиклерикал из дожей заложил первый камень собора Санта-Мария делла Салюте, воздвигнутого в благодарность за спасение Венеции от чумы.

Недостаток необходимых военных учреждений стал очевидной и непосредственной причиной потери Венецией роли в равновесии сил. Ее ослаблял и экономический спад, начавшийся в то время, когда политический престиж Венеции был еще высок.

В последнее десятилетие XVI века население, торговля и промышленность Венеции бурно росли. Импорт из Леванта в 1582–1602 годах увеличился примерно втрое. Процветал импорт шелка из Алеппо и хлопка из Смирны и с Кипра. Специи поступали в город и с Красного моря, и из Персидского залива. В начале 90-х годов XVI века торговля специями оживилась и достигла нового пика. Почти все грузы хлопка и шелка вместе со специями направлялись на север и запад в Германию или через нее, но большая часть поступала и в распоряжение венецианских ткачей. Шерстяные мануфактуры, на которых использовалась в основном испанская шерсть, в 1602 году производили 28 729 штук сукна; его выпуск утроился по сравнению с серединой века. Поддерживая этот промышленный рост, увеличивалось и производство сельскохозяйственной продукции благодаря умелому осушению и мелиорации земель.

Эту идиллическую картину портили уродливые пятна, конечно; самым гнетущим оказалось положение в секторе, который когда-то считался славой Венеции: торговый флот. Превосходство западных стран, особенно Англии и Голландии, в кораблестроении, мореплавании и сражениях оказалось таким всеобъемлющим, что политика Венеции, в соответствии с которой достоинства других секторов экономики использовались для поддержки торгового флота, мешала производить изменения в новой экономической ситуации. Конкуренция с англичанами и голландцами обострилась после того, как они заключили мир с Испанией: англичане в 1604 году, Нидерланды – в 1609 году. Впоследствии их торговые суда могли беспрепятственно проходить Гибралтар. Они договорились и о торговых правах с Турцией, так что получили право грузить хлопок в Смирне. С хлопком они перевозили и другие левантинские товары в Северное море, где их продавали во Франкфурте-на-Майне немцам, которые раньше были главными покупателями Венеции. За изюмом англичане отправлялись напрямую в Закинф.

Многие «западные» корабли заходили в Венецию; их заходило бы еще больше, если бы не сдерживали венецианские сборы и морские законы. Ряд иностранных купцов, главным образом англичан, выказали желание использовать Венецию в качестве своей главной южной базы. Им казалось, что в Венеции нет такой угрозы со стороны Испании и инквизиции, как в Генуе и Ливорно. Они просили разрешения осуществлять перевозки между Венецией и Левантом на своих судах. Венеция же в 1602 году подтвердила свою традиционную политику: такие перевозки предоставлялись исключительно венецианским купцам и венецианским торговым судам. Венеция привечала иностранцев, которые ввозили товары из страны своего происхождения, но требовала, чтобы они продавали свои товары в Венеции, а не переправляли их в другие места. При этом Николо Контарини понимал необходимость приспосабливать торговую политику к международной обстановке. Он хотел открыть венецианскую торговлю для жителей стран Запада, а также заключить политические союзы с Англией и Нидерландами. Он поддержал предложение Николо Доны, брата Леонардо и торговца, разрешить иностранцам вести торговлю между Венецией и странами Леванта. Это способствовало бы обоснованию и натурализации в Венеции иностранцев, которые восполнили бы для Венеции потерю опытных моряков и предприимчивых торговцев. Однако предложение отклонили. Столкнувшись в Венеции с протекционистской политикой, представители западных стран обратились к другим, напрямую к жителям Леванта или в промежуточные порты – Ливорно, Анкону, Рагузу.

За десять лет после 1602 года объем торговли, осуществлявшейся через Венецию, снизился на 40 процентов, судя по таможенным сборам. Это лишь частично объяснялось недостаточностью транспортных услуг, которые могли предложить венецианские корабли, как ни дорого обходилась их постройка, как ни малочисленны были команды и ни велики потери из-за пиратов. Голландцы и англичане обошли мыс Доброй Надежды и изменили маршруты перевозки специй. Они вели торговлю специями тщательнее и более постоянно, чем ранее португальцы и испанцы. Экономический кризис в Османской империи, который подчеркивался фальсификацией монет, ослабил влияние этого главного рынка для венецианских производителей. Самым тяжелым ударом стала суконная промышленность. После 1602 и особенно после 1620 года производство снизилось, в 1631 году выпуск достигал всего 8053 штук сукна. Из-за фальсификации монет в Турции венецианцам стало труднее покупать там хлопок и шелк, конкурируя с французами, англичанами и голландцами, потому что западные купцы приезжали с запасами золота и серебра, в то время как венецианцы зависели от продажи своих товаров. Даже если они получали за свой товар сравнительно высокую цену в турецких деньгах, в пересчете на золото и серебро все равно выходило мало. Еще одним преимуществом жителей Запада был рост популярности шерстяных тканей, которые они должны были продавать, новые ткани, более легкие и дешевые, лучше подходили для застойного рынка. Венецианцы по-прежнему в больших количествах производили шелк и золототканую парчу, стеклянные изделия и украшения, но их производство страдало из-за сокращения рынков во всех окружающих странах. На немецкий рынок особенно повлияла Тридцатилетняя война 1618–1648 годов, после которой, по приблизительным подсчетам, население Священной Римской империи сократилось на треть. Тенденция к понижению количества серебра, ввозимого из Америки, имела гнетущее действие на всю Европу. Сочетание всех этих предпосылок и привело к продолжительному спаду в венецианской экономике. После спада около 1602 года также Венецию настиг более продолжительный экономический кризис, совпавший в 1620 году с кризисом во всей Европе.