дать не могут. А четкое разъяснение Ивара Модеера о том, что прилагательное helig в значении «святой» связано с христианской эпохой и следовательно, только тогда могло начать влиять на созвучную ему дохристианскую гипокористику Hœlge роизводное от «Шлемоносца», делает совершенно бессмысленные какие-либо отождествления русского имени Олег со скандинавскими антропонимическими прототипами.

А что же норманисты? Как они конкретно доказывают продекларированное тождество древнерусского имени Олег со скандинавским Хельги/Helgi? Для этого им следовало бы, во-первых, увязать явно христианскую сущность прилагательного helig — святой с именем князя-язычника Олега, а во-вторых, показать, что от прилагательного helig в скандинавских именословах образовывались и другие имена, как это и должно было бы происходить на основе архаичного принципа варьирования, когда каждый именной компонент мог соединяться с целым рядом других компонентов и образовывать новые имена. И сразу можно сказать, что ни того, ни другого обосновать норманистам не удается, поскольку невозможно доказать то, что пришло из политического мифа рудбекианизма.

Итак, как пытаются убрать первый неудобный момент и вытащить из христианского слова helig более древний языческий смысл? В статье Мельниковой читаем: «…имя Helgi-Олегъ также имело значение „святой, священный“, а в языческую эпоху отражало представления о сакральности верховной власти»[785]. Весьма напыщенно, но напрочь лишено научного содержания. А какое имя предводителя в архаичную эпоху не отражало представлений о сакральности власти? В древнескандинавском Hœlmger, от которого образовалось Hœlghe, с воинской семантикой «шлем» и «копье» также можно, при желании, обнаружить представления о сакральности.

Но эта языческая часть истории имени Хельги у норманистов блистает своим отсутствием, поэтому вместо стройной цепи доказательств предлагается чистейшее сочинительство, притом самого неуклюжего толка, что статья Мельниковой и демонстрирует: «…прямолинейная экстраполяция христианского значения опасна, поскольку не учитывает возможные трансформации семантики слова. Поэтому для выяснения истоков и путей образования имени и прозвища князя Олегъ Вещий на древнерусской почве представляется необходимым обратиться, с одной стороны, к употреблению прилагательного helgi и установить комплекс связанных с ним дохристианских представлений, а с другой стороны, — к распространению образованного от него антропонима в Скандинавии также в дохристианское время… Слово heilagr многократно встречается в эддических мифологических и героических песнях… архаичное значение слова просматривается в юридических терминах frið-helgi „безопасность благодаря установлению мира“, mann-helgi „сакральность личности“ ping-helgi „священные границы тинга“… Как кажется, прояснить дохристианское понимание слова heilagr/helgi оказывается возможным этимологически, при обращении к производным от корня *hail- в древнеисландском языке. В одно с ним лексическое гнездо входят такие слова, как heill, прил. „целый, целостный, цельный, неповрежденный“ и heila, гл., „делать целым, лечить“, откуда heilsa „здоровье; а также здоровый, исцеленный“ (от ран, болезни); heila, гл. „околдовывать, заговаривать“, а также heil, сущ. ср. или ж. р. „удача, везение“… Казалось бы, апеллятив с таким семантическим полем должен был бы быть широко употребителен в качестве личного имени уже в древнегерманское время (Sic! — Л. Г.)… Однако основа *hail- в древнегерманских, а затем и древнескандинавских личных именах встречается редко… В древнескандинавском именослове корень *hail- дал только одно личное имя — Helgi (в женском роде Helga, др. — англ. Haiga)…»[786].

Короче говоря, имен-то с корнем *hail- в скандинавских именословах норманисты не нашли! Такой вывод проглядывает сквозь нагромождения лингвистической умозрительности, если восстановить его истинную сущность. Слова «здоровье» или «целостность» есть, а имен-то нет! И зачем обращаться именно к древнеисландскому? Совершенно также и в немецком: heil «целый, невредимый», Heil «благо, счастье, спасение», heilen «излечивать, лечить» — вся лексика является общегерманской! Зачем древнеисланскими «производными» тень на плетень наводить? А необходимо это для того, чтобы создать иллюзию длительного использования имени Хельги/Helgi именно в скандинавской традиции. Мельникова разъясняет, что имя Helgi соответствует прилагательному helgi — слабой формы от heilagr<*hailagaz. Данное прилагательное впервые встречается в рунической надписи на золотом кольце из Пьетроассы (совр. Pietroasele в Румынии), фотокопия которой выглядит как «gutaniowi hailag» и которую датируют чаще всего рубежом IV–V веков.

Нет никакой необходимости погружаться здесь в историографию вопроса о сложности толкования этой краткой надписи и останавливаться на предлагаемых вариантах. Здесь важно только то, что значение слова hailag однозначно связывается с понятием сакральности и переводится как «священный». Таким образом, то, что прилагательное hailag со значением «священный» существовало в Европе с IV в. — факт бесспорный! Но скандинавских имен, образованных от этого прилагательного как именной основы, не удается зафиксировать в источниках вплоть до эпохи распространения христианства в скандинавских странах! Следовательно, никакой ономастической изложницей для образования скандинавских имен прилагательное hailag не выступало.

Литературное имя англосаксонских поэм Halga здесь не в счет в силу своей литературности, тем более что и между ним и надписью из Пьетроассы пролегает путь в несколько столетий. Поэтому связь между прилагательным hailag и литературным антропонимом Halga должна быть иной, не такой, как это предлагается норманистами.

Мельникова показывает, что слово heilagr часто использовалось в эддических мифологических и героических песнях, а затем закрепилось в значении «святой» в христианскую эпоху. Ничего удивительного в этом нет, поскольку слово «священный» имеет самое широкое применение во всех языках. Священна родная земля, священны ее границы, священна ее природа. И вполне естественно использовать слово «священный» в поэтической лексике героико-эпических произведений.

Но лексика лексикой, а скандинавских антропонимов-то от heilagr как именного компонента для первого тысячелетия нет! Кроме тех, разумеется, которые норманисты придумали сами в качестве «оригинала» для имени Олега и Ольги. И это свидетельство того, что корень *hail- из слова heilagr, от которого образовалось прилагательное helig, не являлся именным компонентом в скандинавских именословах, где в дохристианскую эпоху действовал принцип варьирования, обеспечивавший использование именных компонентов для множества имен, особенно это касалось компонентов, наполненных возвышенным содержанием. Напомню, как этот принцип варьирования действовал для образования имен в раннее средневековье. Например, такая именная основа в скандинавских именословах как Ás-, от названия богов асов фигурировала во множестве имен, например, Ásbjǫrn, Ábrandr, Ásgautr, Ásgeirr, Ásgrimr, Ásleifr и т. д. Или основа Ger- от древнешв. *ger-, древнесканд. geirr-, выступавшая как второй компонент в имени Hœlmger, давшего уменьшительное Hœlge, могла выступать и как первая основа имени в таких мужских именах, как Ger(h)vat, Gerlak, Gerlej, Germund, Gerthom, Gervast, Gervidh, или в женск. именах как Gerhild, a также в женских именах из рунных надписей Geirun, Geirvi. Тот же принцип действовал и в славянских именословах. Компонент слав-, например, образовывал имена Святослав, Святополк, Святовит, но использовался и