— Ф-фу!.. — Фома укоризненно покачал головой. — Есть хорошее правило, Док, божье: делись! Его даже братки усвоили, правда, в отношении других, но принцип-то поняли: надо делиться! В данном случае — кончать! А ты, блин, дао какое-то устроил! А ну как вернутся с утроенной стаей?

Но Доктор уже снова был самим собой.

— Можно, конечно, кончать, — сказал он с брезгливостью пуританина, — но тогда можно и не мыться, не бриться, то есть вообще распуститься! Зачем?

Фома с благоговейным ужасом взирал на него несколько великих мгновений.

— Ты о чем?! — очнулся он, наконец. — Что это за ряд ты выстроил: мыться, бриться и кончать? Ты на что намекаешь, на какую гигиену, а?.. Вы вообще каким способом размножаетесь, доктора?.. Делением? Или почкованием?..

Судя по тому, что мистер Безупречность, несмотря на сибирские морозы, не только брился каждый день, но и обливался, когда находилась вода, Фома понял, что эякулировать этот господин будет только в далеком будущем, но представить эту женщину невозможно. Сам Фома не брился и воду использовал только для того, чтобы открыть глаза, после короткого тревожного сна и последующего озноба, и теперь был похож своей черно-рыжей щетиной на лешего в горах.

Слава Богу, вскоре снова показались рогатые, и Фома перестал обзывать Доктора сегрегатором, дискриминатором и вообще мизантропором.

— Я уж думал, что мы сбились с курса! — радовался он. — Этого-то будешь кончать, гигиена?

И уже несся вперед, что-то дико и восторженно крича, как кричали на всех лобных местах вселенной жаждущие жертвы — гортанно и беспощадно…

Горная пустыня неожиданно кончилась, так и не приблизив сайтеров к горам, словно их голубовато-серые силуэты играли здесь роль горизонта-приманки, который, как известно со школы, недостижим. Появилась какая-то чахлая растительность и мелкая живность, но такого отвратного насекомообразного вида, что они решили терпеть до конца, питаясь только кониной поверженных противников. Стало чуть теплее, но не настолько, чтобы расстаться с меховыми плащами. Иногда еще попадались рогатые, но все реже и реже, и грусть стала посещать Фому.

— В отмороженном царстве, примороженном государстве, жили-были-скакали-искали два идиота, — вновь и вновь принимался он рассказывать Доктору эту сказку, тоскливо оглядывая безрадостный пейзаж.

А так как Доктор вызывающе, на его взгляд, молчал, то Фома взрывался, правда, уже не так задорно, как при обилии рогатых.

— Кто-нибудь скажет мне точный почтовый адрес этих мест или нет?! — орал он, потрясая мечом.

Но ширь небесная и твердь земная немо и бесстрастно разворачивались перед ними, открывая неуемные и абсолютно безадресные дали.

— Не дает ответа!.. Русь, однако! — саркастически замечал Доктор, «проглотив» у главпочтамта, кажется, всю мировую литературу.

Потом вдруг земля кончилась, как ни странно это звучит, и они очутились в зоне высокой метаморфозы. Огромная, во всю ширь горизонта, бушующая масса закипела прямо перед ними, а когда они повернули назад, обратной дороги уже не было. Дыра, хотя и странная.

“Мы попались!” — услышал Фома сообщение Доктора, так как голос не был слышен в вое стихий. «Спасибо, что сказал, брат во дыре!..» — Фома лихорадочно набирал код своего замка. «Если успеешь, меняй уровень. Нужен замок!” — донеслось до него еще, и больше ничего уже не было слышно.

Безобразные и бесформенные потоки первозданной энергии хаоса гасили любое проявление упорядоченности: будь то мысль, воля или любая другая форма…

Они стояли на оставшемся островке тверди, уже разделенные друг от друга сияющей голубым золотом плазменной вуалью. Островок стягивался, истаивая в языках и вихрях протуберанцев — жадных уст безымянного и безжалостного, не оставляя надежды ни на что. Замок?.. Но при такой скорости исчезновения реальности это почти невероятно. Менять уровень?.. Но для взбесившейся массы материи не существует кода, она признает только такое же бесформенное, дикое состояние, а любое сознание, на каком бы уровне оно ни было, это уже форма, значит — враг, значит, будет уничтожено. Да нет, не враг, просто нечто инородное и поэтому более слабое в силу своей организации.

Хаос силен и, возможно, непобедим именно из-за отсутствия какой-либо организации, вдруг подумалось Фоме. Всякая организация, организованная материя, при прочих равных условиях с хаосом, тратит энергию-силу еще и на поддержку самой организации, то есть формы. Этой-то силы как раз и не хватает Ассоциации, чтобы противостоять Хаосу в Вечности. Так любую цивилизацию настигает Аттила — ангел хаоса. Торжество энтропии. Только Дух, чей-то Высокий Дух, противостоит этой вакханалии материи. Вот только как долго?..

Все это носилось у него в голове, пока он строил замок (осознавая бессмысленность этого), менял уровень (с тем же осознанием никчемности и пустоты) и наблюдал вроде бы неспешное приближение конца. Приятно, когда опаздываешь или когда тебя, как сейчас, настигает Ничто, вдруг замедлить шаг и отпустить вожжи, неожиданно вспомнил он Терца, и перестал бороться. О чем думал Доктор, он мог только догадываться, тот теперь был только видим, но абсолютно непроницаем для какого-либо вида общения, кроме сурда немых, хотя они стояли всего лишь в нескольких шагах друг от друга, — возможно, о том же.

«Реальность пожирает реальность. Первореальность творит и пожирает самое себя…» Мысли Фомы скакали и он, понимая, что все остальное бессмысленно и бесполезно, пустил их вволю, вскачь. Замок он, правда, продолжал лепить и выстраивать, чисто механически, чтобы не впасть в истерику: «успею, не успею?» Это занятие освобождало голову, к тому же… а вдруг?..

«Более страшная действительность, бесформенная и безобразная, заслоняет идеализированную, организованную, точнее, к ней стремящуюся. А к чему стремится Хаос?.. Только ли к самому себе? Так ли он самодостаточен?..»

Теория возникновения и эволюции видов и форм в широком прокате. Перед ним, насколько хватало глаз, один вид реальности пожирал другой и тут же погибал сам, поглощаемый пламенем и пустотой. И на это нужно было время. Наверное, затем, чтобы он помучался. Нет, замок явно не успевает! Это знание пришло не в голову, в живот, под диафрагму, там все предельно и болезненно натянулось. Все! Фома поджег замок с двух концов, оставлять его нельзя.