попыткам создать свою государственность. Украинские и хорватские националисты отличались особой авторитарностью. Возникшие в Европе режимы соответствуют предложенным мною тезисам 1а и 1в: ратуя на словах за демократию, на деле они шли к этническим чисткам. Самый кровопролитный период борьбы за национальную и расовую чистоту пришелся на Вторую мировую войну, и страны, где разворачивались эти события, были отнюдь не демократическими. В тот же период на историческую сцену вышла нацистская Германия.

Мы проанализировали кровавые чистки, в которых участвовало более 50 тысяч человек. В это число мы не включаем немцев. А если туда же добавить Западную Европу, общее число военных преступников превысит 60 тысяч человек. Это были массовые убийства, но нигде и никогда геноцидом не занимался весь народ. Органический национализм породил убийц, как раньше он порождал дискриминацию и умеренные чистки. Что лежало в основе этих кровопролитий? Радикальный национализм и антикоммунизм. Этнонационалистическая модель растворила в себе и классовые противоречия. Национализм сменился нацизмом. Примером послужила Германия, собравшая в кулак и военные, и политические ресурсы. Политика сателлитов Германии вошла в резонанс с политикой Третьего рейха: союзники и пособники Германии сами с воодушевлением занялись геноцидом, Германия лишь упорядочила и проконтролировала этот процесс. Союзники рейха обладали большей независимостью, чем марионеточные режимы, полностью подвластные Германии. Вследствие этого хорватские и итальянские фашисты смогли свести счеты со своими внутренними врагами, но не так хладнокровно и не так системно, как это сделали бы немцы. То, что происходило в этих странах, скорее, походило на пьяную, хаотичную резню. Эта средневековая жестокость ужасала всех (включая немцев). Это был разгул стихии, которая не подчинялась никакому контролю. Ту кровавую бойню можно в каком-то смысле считать логическим продолжением традиционных погромов, где убийства сопровождались грабежами. Осатаневшие мародеры были слишком увлечены своим делом, чтобы убивать методично и эффективно. Именно поэтому самый ярый антисемитизм, куда более ярко выраженный в Румынии, чем в дофашистской Германии, все-таки не привел там к тотальному геноциду. Только нацизм твердой рукой мог бы довести это дело до конца.

Исполнители преступлений были социально стратифицированы. Немецкие нацисты были своего рода «высшим классом» геноцидной политики. Их радикализация (описанная в предыдущих главах) практически завершилась к тому моменту, когда потребовались их услуги. Тысячи фашистов и радикальных националистов управляли покорной бюрократической машиной, осуществлявшей рутинный, каждодневный геноцид. «Средний класс» геноцида рекрутировался, как мне кажется, из тех же социальных страт, которые породили нацизм. Но лишь горстка исполнителей руководствовалась абсолютной ценностной рациональностью, которой был одержим Гитлер и его ближайшее окружение. Вначале им были поручены кровавые чистки, которые не сразу, но переросли в геноцид, когда более щадящие планы достижения национальной независимости и власти этнического большинства были разрушены политическим и геополитическим кризисами. Договоры 1918 г. перекроили европейские государственные границы. Появились новые государства, а старые хозяева Европы начали вынашивать планы этнического ревизионизма. Националистические движения мечтали о создании собственных государств на территориях, которые оспаривали и другие народы (тезис 3). Стремительное усиление Советского Союза, нацистской Германии и фашистской Италии привело к дальнейшей дестабилизации. Классовые битвы уступили место битвам межэтническим (тезис 2) — мифическая угроза «жидобольшевизма», притеснения хорватов, мусульман и словаков сербами и чехами. Геополитический разлом Европы взорвался Второй мировой войной, в которой националистам предстояло примкнуть к той или иной стороне. Те, кого я назвал «средним классом» будущих исполнителей геноцида, предсказуемо выбрали нацистский этнонационализм, который был для них противовесом советской социалистической революции. Военная мобилизация закрепила их выбор — национальное начало подавило классовое на долгие годы войны.

В обстановке системного кризиса националистические движения, обсуждаемые в этой главе, шли по пути радикализации по мере того, как ослабевала или разрушалась государственность воюющих или покоренных стран. Их дальнейшая эволюция вполне вписывалась в тезис 5: распад на фракции и дальнейшая радикализация в условиях геополитического кризиса. Национал-коллаборанты разобрались в ситуации быстро: им надо было непременно заручиться поддержкой немецких нацистов ради достижения двух целей: создания или сохранения государственной самостоятельности и органического этнического единства внутри нации. Это была прямая дорога к геноциду, даже если национальный «средний класс» считал, что можно было обойтись более мягкими средствами.

Народная масса, демос, выделили из своей среды десятки тысяч рядовых исполнителей. Назовем их «геноцидным рабочим классом». Соучастники преступлений были выходцами из разных классов и социальных групп; всех их объединила доктрина насилия во имя идеи. В этой категории преобладали люди молодого возраста с военной или полицейской выучкой, с правыми или антикоммунистическими убеждениями. Некоторые из них проживали в пограничных районах, угрожаемых извне. Женщин среди военных преступников было очень мало. Но многие женщины одобряли кровавые расправы. Гросс (Gross, 2001) пишет, что именно такая реакция наблюдалась в польской деревне Едвабне (еврейский погром), но женщины редко присоединялись к толпе погромщиков. Пол и возраст жертв значения не имел. Женщины и дети разделяли судьбу мужчин, часто после изнасилования.

Доступ в «классовую структуру» геноцида был свободным, чего нельзя сказать о социальных классах. Карателями становились не случайные литовцы, украинцы, хорваты, это были добровольцы, сознательно сделавшие свой выбор и знавшие, что их ждет кровавая работа. Возможно, что рядовые исполнители вначале не понимали, с каким размахом немцы будут проводить геноцид. Но националистические вожди, полицейские власти, лагерные охранники должны были знать, что от них потребуют страшных и грязных дел.

Некоторые исполняли свои обязанности с наслаждением, другие действовали по принципу «закон суров, но это закон» — это были военные и полицейские, для которых порядок и повиновение приказу были нравственным императивом. Некоторые убежденные националисты, скрепя зубы, верили, что ради осуществления мечты — органической нации-государства — все средства хороши. Изначальные идеологические мотивы геноцида были общими и для «среднего», и для «рабочего класса» — ненависть к евреям, воинствующий антикоммунизм, органический национализм и всеобщее восхищение перед непобедимой Германией. Но очень многих привлекали и блага земные, карьера, наслаждение своею властью (вплоть до садизма), чувство иерархии и дисциплины, снимающее личную ответственность. Мотивы могли быть какие угодно, особенно в низшем звене исполнителей.

Многие просто присоединились к своим друзьям, старшим по возрасту, уважаемым местным элитам; многие благоговели перед немцами и Гитлером, ничего не зная о методах Третьего рейха; кто-то хотел надежной работы и хлеба насущного или просто грабежа собственности евреев или неевреев. Пособников и союзников Германии обуревали противоречивые желания, чего не скажешь об их немецких хозяевах. Эта жесткая структура столь же жестко карала и вероотступников. Освободиться, разорвать порочный круг было очень рискованным предприятием. Крысы начали бежать с тонущего корабля, когда союзники Германии поняли, что исход войны складывается не в их пользу. Лишь убежденные фашисты принципиально и открыто продолжали политику