Капитан спускался в обед в каюту, чтобы посмотреть, как индус вьется над ней, словно наседка над цыпленком. А потом, когда Амар выходил поесть, сменял его у кровати. И говорил с ней. В основном просил прощения. Прощения, которого не заслуживал.

Ее белая и холодная тонкая рука в его руках казалось птенчиком. Рауль грел ее бережно в ладони и говорил:

– Простите меня.

Но она молчала. Она была словно сказочная принцесса в плену у вечного сна.

Матросы не спрашивали, как она. Все было ясно по лицам Амара и капитана. На корабле было тише обычного, будто все ждали, когда она вернется.

Утром четвертого дня плавания, когда они уже подплывали к острову, капитан вошел в каюту Франчески. Солнечный зайчик от зеркальца скакал у нее по постели: море в тот день было пенистое и неспокойное. Франческа лежала на боку, лицом ко свету. Зайчик скользнул по ее щеке, запутался в волосах, вспыхнувшими при этом свете красным. Рауль увидел, как ее пальцы, до этого безжизненные, вдруг шевельнулись. Он подошел ближе. Рука девушки скользнула по простыне, словно не в силах была оторваться от постели, а потом накрыла лицо, защищая веки от солнечного зайчика. Он встал, чтобы заслонить ее от солнца, и в этот момент она открыла глаза. При виде черной тени, нависшей над ней, Франческа испуганно дернулась прочь.

Рауль опустился рядом с ней на колено и взял за руку. Она то ли всхлипнула, то ли застонала и отвернулась.

– Франческа… Франческа, это я, Рауль…

Он повернул ее к себе. Она вновь открыла глаза. Взгляд блуждал по его лицу, словно она не узнавала его.

– Все хорошо. Вы на корабле, мы вас вытащили оттуда.

– Рауль.

Его имя, впервые сказанное ею, резануло его словно ножом по сердцу.

Франческа облизнула губы, и он понял, что она хочет пить. Он дал воды и придержал ее голову, пока она пила.

– Голова кружится, – вдруг сказала Франческа и снова закрыла глаза. По ее ровному дыханию он понял, что она заснула.

Вместе с Амаром они провели два часа возле ее кровати, пока она спала.

Когда она открыла глаза, капитан снова подсел к ней и взял за руку.

– Франческа, вы на корабле, – сказал он, увидев страх в ее глазах. – Мы далеко от Флоренции. Он больше не достанет вас.

– Он убил меня, – ответила она и отвернулась от них к стене.

Джованна испытывала теперь вечный холод, словно внутри нее образовалась огромная льдина и растопить ее не было сил. Она то просыпалась, то снова проваливалась в сон. И все никак не могла понять, где же реальность: в лапах короля и графа делла Мирандола, которые терзали ее тело и душу, или в постели в знакомой ей каюте, но Рауль казался миражом, настолько нереальным было это плавание.

Потом оказалось, что она уже не на корабле. Ее везли под балдахином, который колыхался из стороны в сторону, и капитан иногда подъезжал и дотрагивался рукой в перчатке до края телеги. Когда он попытался прикоснуться к ней, Джованна убрала руку. Амар сидел рядом, шептал какие-то слова, от которых хотелось спать. И она засыпала, а потом снова просыпалась. А потом ее вытащили из телеги и отнесли в прекрасный дворец.

Джованна не сразу его узнала в свете дня. Но хозяина вспомнила.

Винченцо вышел к ним одетый в расшитый золотом кафтан, при взгляде на Джованну на его лице отразилось сострадание.

– Врач уже здесь. Лучший на Сицилии, – сообщил он Раулю. – Прекрасная Пандора, мы рады снова приветствовать вас в нашем Раю.

– Я рада умереть, мессер, – сказала она, прикрывая устало веки. Все краски мира были слишком яркими для нее.

Винченцо и Рауль переглянулись.

Девушку внесли в просторную, солнечную спальню, врач деликатно попросил всех выйти. Джованне было тяжело позволить ему прикасаться к ней, но она стиснула зубы.

– Все заживает очень хорошо, моя госпожа, – врач мягко похлопал ее по руке.

Он вышел, и в комнату проскользнул Амар. Джованна прикрыла глаза. Они словно боятся оставить ее одну.

А ей хотелось остаться в полном одиночестве и темноте, где-нибудь под землей, чтобы не было ни шума, ни запахов. Ничего.

– Врач сказал, что она поправится, но я вижу, что она совершенно измучена, – Винченцо протянул Раулю бокал с вином, и тот нехотя взял его.

– Я боюсь, она потеряла вкус к жизни, – мрачно ответил он.

– Так верни ей его, – усмехнулся Винченцо.

– Легко сказать. Она не дает даже прикасаться к ней. Сжимается, словно улитка, прячущаяся в раковину. Не отвечает на вопросы. Иногда я спрашиваю себя…

Рауль задумчиво покрутил бокал. Красное вино напомнило ему лужу крови во дворце Медичи.

– О чем? – спросил Винченцо.

– …не продлеваю ли я ее агонию.

Винченцо отпил вина и чуть причмокнул губами.

– Правда? Ты так думаешь? Знаешь, Рауль, я думал, ты сильнее…

– Что? – Рауль вскинул голову.

– Я готов с презрением показать на тебя пальцем и громко крикнуть своим шутам: смотрите! Вот тот, кто спас прекрасную даму от грязного мерзкого паука, но не смог вдохнуть в нее жизнь и задушил собственным унынием!

– Это не так…

– Это так, Рауль! Признайся! Ты думаешь, она попытается покончить с собой, – Винченцо прошелся по комнате и приблизился к нему.

– Да.

– Обязательно попытается. Но ты, – Винченцо с силой ткнул в него пальцем, – ты ее остановишь.

– Ты… да ты даже не представляешь что это такое… Я видел ее истерзанное тело…

– И что? Ты стал презирать ее?

– Нет! Но мне… страшно теперь.

– Тебе страшно?! – Винченцо удивленно сделал ударение на первом слове. – Тебе?! Ты ударился о рею и потерял последние мозги? Ты представляешь, что это такое – выстоять в пытке? Я узнавал, эта тварь била ее в несколько подходов. Там рвало юных дворян, которые не могли выдержать вида крови. Ты представляешь, каково это? Ты никогда не испытывал такой боли в своей жалкой счастливой жизни! И тебе страшно? Да что ты за дерьмо такое, друг мой?

– Что ты предлагаешь? Я не знаю даже, как подойти к ней!

Рауль вскочил с места. Они никогда с Винченцо не орали друг на друга так, как сейчас.

– Подойди! Как можешь! Потом еще раз, по-другому! Ищи дорогу к ее душе. Потому что если не найдешь, то виноват будешь снова ты. Только любовь, Рауль, – чуть тише ответил Винченцо. – Только любовь делает нас теми, кто мы есть.

– Что ты знаешь о любви? Я никогда тебя не видел ни с женщиной, ни с мужчиной.

– У меня своя любовь. К информации. Именно она дает власть в этом мире.

– Кстати, – сменил тему Рауль, – что было в том письме?