Слушая его, Юнидатус отходит к бару. Дверца очерчена на стене тонкой тёмной линией. Юнидатус вытаскивает бутылку и наливает янтарную жидкость в один стакан. Отхлёбывает, наблюдая за непривычно суетливым, сильно изменившимся после больницы Гатанасом. Тот судорожно бормочет:

– …Что за Хозяин? Никак не могу понять. Она не хочет появления большой группы вампиров в Эёране, потому что они отнимут у Хозяина еду, но плоть и жизнь или магию? Или и то, и другое? Я не понимаю, ничего не понимаю. Не с Безымянным же ужасом она договорилась, но кто ещё может быть Хозяином, кого мы пропустили?

– А почему не с Безымянным ужасом? – Держа початый стакан в руке, Юнидатус закрывает дверцу бара.

– Потому что нельзя договориться с тем, у кого нет сознания! – огрызается Гатанас.

– Почему ты думаешь, что у Безымянного ужаса нет сознания?

– О, не надо изображать из себя Леонхашарта! – Гатанас дёргано отмахивается. – Не надо этого аргумента, что всё возможно, пока не доказано обратное.

– Почему нет? Этому существу многие-многие тысячелетия, оно поглощало магию и жизни сотен других миров, почти поглотило наш мир, поставило нас на колени, чем не Хозяин? – Юнидатус приближается к нему. – Существо настолько непостижимое в его величии, что не каждый может его понять и договориться. В Нараке на это способны  немногие.

Юнидатус протягивает стакан, из которого пил. Обескураженный и его речью, и тем, что ему предлагают пить из использованного стакана, Гатанас на автомате берёт согретое чужой рукой стекло. И пока он растерянно смотрит на янтарную жидкость, из наруча Юнидатуса Тарота выскальзывает лезвие кинжала. Один рывок – и лезвие входит между рёбер под сердцем Гатанаса.

В темноте…

Так спокойно…

Тепло…

Надёжно…

И… совсем не одиноко. Теперь я понимаю, что раньше, не ощущая нынешней восхитительной, тёплой общности, я была невыносимо одинока, словно части меня не было со мной.

Следом за мягкими нежными мыслями приходит осознание всего случившегося. Пространство знакомо вздрагивает, и тьма выпускает меня в свет.

Я раскрываю глаза.

Огромный демон держит меня на руках.

Лео.

Он смотрит на меня и улыбается. Мягкий свет диодов озаряет его лицо, чёрные волосы с лиловыми прядями.

– Шикарно выглядишь, – сообщаю ему.

– Ты тоже, моя радость.

Усевшись на его коленях, оглядываю зал. Тут словно и не было сражения, всё в порядке. Только диодные лампы восстановлены не полностью, в некоторых местах по периметру их не хватает.

А ещё тихо.

Прокатывается волна землетрясения, но затем всё успокаивается.

– Как я понимаю, нас пока оставили в покое?

Кто-то всхрапывает, я дёргаюсь, но это всего лишь Саламандра, свернувшаяся калачиком сбоку от трона. Почмокав во сне, она слабенько постанывает и, сверкая переливающейся шкурой, переворачивается на живот.

– Облизунья так ломилась к нам, так ломилась, пришлось пустить, – Лео очерчивает мою скулу.

– А ты бассейн ей не сотворил? Она очень любит плавать.

– Я это заметил, пока жил с ней, – Лео продолжает гладить меня, и его лиловые глаза лучатся счастьем. – Бассейн на этаж ниже, она как раз после купания отсыпается.

– Что там снаружи?

– Не знаю: зиккурат я запечатал, рабочих средств связи не осталось, а оставлять тебя я не хотел.

– Долго я спала?

– Около суток. На нас никто не нападал.

– Это и было то легендарное магическое усиление?

«Да», – раздаётся голос Лео, хотя он не размыкает губ.

Я удивлённо вскидываю брови, а Лео игриво улыбнулся.

«Ты меня слышишь?»

– Да!

«А теперь попробуй ответить мысленно».

«Слышу».

«Это вторая легендарная способность».

«Но почему сейчас? Почему не раньше? Или для это надо было устроить какое-нибудь самопожертвование, доказать свою любовь?»

«Не знаю, но сила пришла очень своевременно».

– Совершенно верно. – Я тянусь, разминая мышцы.

Проверяю свои волосы: лиловых прядей не появилось. Зато рога ощущаются более массивными. И действительно они подросли.

Спину холодит из-за дыры в блузе.

– У тебя теперь и крылья есть, ты настоящая демонесса, – снова переходит на нормальную речь Лео. – Но крылья втянулись, когда ты спала. Наверное, тебе непривычно было в состоянии трансформации.

– Получается, я теперь выбываю из шоу «Найди себе пару», оно же для человеческих девушек, – хмыкаю я и, извернувшись, ощупываю спину, но она нормальная, гладкая, ничего сверх привычной конфигурации там сейчас нет.

– Дисквалифицирована целиком и полностью, нечего тебе другую пару искать, – усмехается Лео и поглаживает мою спину. – Всё в порядке, ты такая же прекрасная, как всегда.

– А хвост? Хвост мне тоже грозит?

– Не уверен, хвосты есть не у всех боевых форм. Я был слишком шокирован, чтобы тебя подробно разглядывать, а потом, когда успокоился, ты вернулась в обычное состояние.

После полутора недель в осаде так странно сидеть в тишине, болтать о всякой ерунде… ну если не о ерунде, то о легкомысленных вещах.

Сменив боевую форму на человеческую, Лео покрывает поцелуями моё лицо. Внутри всё трепещет от прикосновений, и ощущения ярче, слаще, волнительнее прежнего. Совершенно непередаваемые, сильные эмоции накрывают меня радостью, нежностью. Оказавшись в крепких объятиях Лео, я чувствую, что наши сердца бьются в унисон, чувствую его трепетную нежность, восторг, счастье от того, что я рядом, и эти чувства оглушают…

У основания трона снова громко, со вкусом, причмокивает Саламандра, вырывая меня из сладкой неги и нарушая романтику момента. Чешуйчатые бока при каждом вдохе меняют цвет. Возможно, ей снятся демоны, которых она засасывала и выплёвывала во время боя. Главное, чтобы не привыкла, а то придётся потом демонов спасать командой «Выплюнь каку», а они ведь ещё и обидеться могут на такое обращение.

Насторожившийся Лео прикрывает сияющие глаза.

«К нам стучат, – проносится в моей голове его мысль. – Вежливо».

Сейчас точно не до поцелуев. Я ещё раз окидываю взглядом зал, и пусть следов недавних сражений не видно, я помню, как тут всё было, помню попытку нас убить.

«Невозможно вечно здесь сидеть, давай пустим», – соглашаюсь я. Даже интересно, что нам хотят сказать. И кто.

Это вполне может оказаться делегация с предложением улечься на алтарь или как они там собирались принести нас в жертву.