Вы отняли его у меня. Все вы. Все вы виноваты — каждый из вас.

Я любила его, а вы забрали его у меня. Он сказал, что мы будем вместе, когда это все закончится, сказал, что будет только моим, а вы… а ты, Лиза, ты лишила не только меня смысла жизни, ты лишила жизни моего будущего ребенка забрав у него отца.

Ты всегда и все у меня забирала. Родители любили только тебя, меня они даже не замечали. Я была никем, пока не поняла, что можно жить проще, может стать легче, можно просто забыть о том, что я — пустое место, а ты, Лиза — центр вселенной. Оскар показал мне, каково это — просто забивать на все. Жить для себя, пользоваться всеми ради собственной выгоды. И да… мне ни капельки не стыдно.

Ты — моя сестра. Сестра, которую я вопреки всему любила и ненавидела. И я готова была вымаливать у тебя прощение до конца жизни за то, что подставила этого долбаного Яроцкого, которого ты полюбила. За то, что сняла на тебя компромат. За то, что выкрала у Светлаковой флэшку и записала на нее другое видео. За то, что разыграла изнасилование. За то, что втянула тебя в игру. За то, что врала тебе все это время. Я только и делала, что врала тебе. Я боялась… боялась, что если ты узнаешь правду будешь ненавидеть меня до конца жизни. Будешь ненавидеть так сильно, что я даже взглянуть не смогу в твою сторону. Я делала, что могла, чтобы ты не узнала правду… какая ирония: наверное, это единственное, в чем наши мнения с твоим Максом сошлись. И знаешь, возможно, он не так плох, как я о нем думала. Возможно, если бы он дал мне денег на аборт, я бы не стала его подставлять. Почему он не дал мне их? Ведь это он во всем виноват. Это из-за него я соврала тебе однажды и продолжила лгать. Но нет… он не стал помогать мне. Потому что ему плевать, как и всем вам. Я опять осталась одна. Пока Оскар не попросил у меня помощи. И я готова была сделать, что угодно, чтобы остаться с ним. Мне было больно. Думаешь, тебе одной было больно? Нет… ты понятия не имеешь, как страдала я подставляя тебя раз за разом. Мне было тошно, так плохо, что все, что я могла это ругаться с тобой, затем плакать, обнимать тебя, а потом снова… снова и снова ненавидеть. Да, после всего я бы вымаливала у тебя прощение, как только могла… но когда ты и эта жирная сука забрали у меня Оскара… когда вы отправили его за решетку я поняла, что тебе плевать на меня. Абсолютно плевать. Ты знала, что я люблю его, и все равно сделала это — лишила меня его. Вы даже попрощаться мне с ним не дали…

Ненавижу… всех вас.

Папа, мне жаль, что теперь тебе будет некого бить.

Мама, теперь тебе не придется тратить деньги мне на шмотки, можешь закупаться лекарствами для Лизы на всю свою зарплату.

Лиза… надеюсь, ты выжила.

Прощайте.

Полина".

Мою сестру силой отвезли к бабушке. Заперли дома, потому что она вела себя неадекватно. Родители и бабушка первые несколько суток буквально жили в больнице, надеясь, что у Полины хватит ума не натворить глупостей, успокоиться, прийти в себя и навестить меня без приступа бешенства, в которое ее привело заключение Оскара.

Родители опять выбрали меня.

А Полина выбрала бабушкины таблетки.

Это миф, что данный способ суицида прост и быстродейственен. Только в фильмах люди, наглотавшись таблеток, закрывают глаза и красиво, без боли уходят из жизни. В реальности же большинство из них находят в собственных рвотных массах. А некоторые выполняют задуманное тем, что в этих рвотных массах захлебываются. Это и случилось с моей сестрой. Ее нашли в ванной. Возможно, она пыталась прочистить желудок, но этого уже никто не узнает.

Два года спустя

Август. Это лето выдалось жарким. Настоящее пекло, особенно вдали от моря. Иногда я скучаю по морю. По соленому ветру, по шуму волн. Иногда я скучаю и по Нему. Гораздо больше, чем по морю, по городу, в котором родилась, по нашей старой квартире…

Родители продали ее, и теперь мы все вместе живем у бабушки.

Отец устроился на завод, мама оператором в службу такси, а я, наконец, закончила среднюю школу. По настоянию врачей и родителей поступление в институт решили отложить еще на год, даже несмотря на то, что здоровье мое сейчас, как никогда крепко. Курс реабилитации закончен, регулярная сдача анализов и ежедневное посещение клиники, наконец, остались в прошлом. Я зажила.

Зоя. Вот по ком еще я скучаю. Мы созваниваемся почти каждый день, делимся новостями, или просто сплетничаем. В начале лета она гостила у нас две недели, но этого времени все равно оказалось мало; не успела Зоя сесть на поезд, а я уже обливалась слезами.

У нее все хорошо. А у бабы Жени в особенности, ведь у Зои наконец появился парень. Угадайте кто? Да-да, тот самый Кирилов Саша, который несколько месяцев назад набрался смелости и признался, что давно уже неровно дышит к моей подруге, а подколы и гадости, которые он регулярно отпускал в сторону Зои в школе, были всего лишь не самым удачным способом обратить на себя ее внимание. Мальчишки.

Зоя говорит, он весьма неплох. По стобальной шкале, честно отдает ему все шестьдесят пять процентов. Рассказывает мне, каким смешным и неумелым Кирилов порой может быть, и будто даже умиляется этому. А какие милые эсэмэски он ей пишет…

Зоя кажется вполне счастливой. А я счастлива за нее. Хоть за кого-то могу порадоваться, ведь ситуация в моей семье оставляет желать лучшего.

Два года уже прошло со смерти моей сестры, а кажется, будто это только вчера случилось.

Мама пытается смириться, восполнить боль утраты хотя бы тем, что ее старшая дочь сейчас вполне здорова; сердце прижилось, частота сердечных сокращений отличная, единственное — лекарства. Их я должна принимать до конца своей жизни, сколько бы отведено мне не было, ведь люди с донорским сердцем не так уж и часто доживают до старости, особенно после всего стресса, который мне пришлось пережить.

Папа держится. Почти не разговаривает правда, живет будто по расписанию, но держится. А я… я пытаюсь быть обычной, ради них — ради родителей. Если сломаюсь и я, они уже не поднимутся с колен. Поэтому дома находиться по вечерам практически невыносимо — приходится играть, приходится улыбаться, приходится делать вид, что наша семья со всем справилась, я счастлива, бабушка здорова, папа не душится чувством вины, а мама не плачет по ночам.

А я… я будто в бреду живу и лишь изредка понимаю, что это реальность. Та самая реальность, в которой больше нет Полины. Та сама реальность, в которой груз вины за ее смерть лежит на моих плечах — моя сестра его на меня повесила.

Больно.

Тошно.

Горько.

Сбежать хочется. Порой так сильно сбежать хочется, наплевав на все, что силой себя останавливать приходится. Я не могу бросить своих родителей тогда, когда я — единственное, что удерживает их на плаву.

И вот я здесь — делаю вид, что живу и радуюсь каждому дню. Делаю вид, что мечтаю поступить в институт, делаю вид, что соседка по лестничной клетке — страшная зануда, — моя хорошая подруга, и мы отлично проводим время вместе.