– Не было выбора, подружка. Он закрывал дорогу, а другие уже были на подходе.

О нет.

Потоки рвоты лились на песок.

По крайней мере, прекратился визг. Вифал ждал, усевшись на траве над самой полоской прибрежного песка, где, стоя на четвереньках и опустив голову, трясся, кашлял и отплевывался молодой эдур.

Чуть в сторонке двое нахтов, Ринд и Пьюл, сражались за кусок плавника, который от их усилий уже почти рассыпался в труху. Последнее время они не прекращали подобные разрушительные игрища, заставляя оружейника-мекроса задумываться, не пытаются ли они без слов донести до него некую истину. Хотя, возможно, они просто сходили с ума, оказавшись в изоляции.

Что тоже было своего рода истиной.

Он презирал религию. Не желал, чтобы боги становились у него на пути. Взошедшие были для него хуже бешеных животных. Зла, что творили смертные, было достаточно; иметь дело с неизмеримо более сильными бессмертными ему и подавно не хотелось.

А бог-инвалид в грязном шатре, его бесконечные муки, успокоительный дым семян, которые тот бросал на жаровню, – для Вифала все это давно стало звеньями одной цепи. Демонстративное страдание, одержимость желанием распространить собственное жалкое существование на целый мир, на все миры. Жалкое существование – и фальшивое от него избавление, муки – и безвольная капитуляция перед ними. Звенья одной цепи.

На маленьком острове посреди безлюдного моря Вифал совсем затерялся. Мысли и самосознание умалялись, теряли связь и форму. Он словно бродил среди чьих-то воспоминаний, среди чужого мира, который медленно открывался ему навстречу.

Постройка гнезда.

Яростное разрушение.

Клыкастая пасть, распахнутая в беззвучном конвульсивном хохоте.

Трое шутов раз за разом повторяли одно и то же представление. Что же оно означало? Какую мысль, для которой он оказался слишком слеп и туп, они пытались ему передать?

Юный эдур затих, полностью опорожнив желудок. Затем поднял на Вифала глаза – словно голые, ободранные до самой сердцевины, состоящей лишь из боли и страха.

– Нет, – едва прошептал он.

Вифал отвернулся, разглядывая песчаный берег.

– Умоляю… не надо больше.

– Закаты здесь, к сожалению, так себе, – сообщил Вифал. – Да и восходы не сказать чтоб очень.

– Ты просто не представляешь, что это такое!

Вопль улетел прочь и затих.

– Он строит все более и более сложные гнезда, – продолжал Вифал. – Думаю, старается добиться определенной формы. С наклонными стенами и треугольным входом. Потом Мэйп все рушит. Какой же вывод мы должны из этого сделать?

– Пусть он забирает свой проклятый меч. Я не пойду. Не пойду туда. Не пойду, даже и не пытайся меня заставлять.

– Я тут ни при чем. Вообще.

Рулад пополз к нему.

– Ты сделал этот меч! – прохрипел он с укором.

– Огонь, молот, наковальня, закалка. Я давно потерял счет мечам, которые сделал. Все, что нужно – железо и немного пота. В этот раз, думаю, материалом были осколки другого клинка. Те, черные. Два осколка, черных и очень хрупких. Даже форму толком не определить. Интересно, где он их раздобыл?

– Все на свете ломается, – выдавил Рулад.

– Тут ты прав, парень. Сломать можно все.

– И ты бы смог?

– Смог что?

– Сломать этот меч!

– Нет, парень, не смог бы.

– Но ведь все ломается!

– Включая людей, парень.

– Что ж тут хорошего?

– Я уже мало что могу вспомнить, – пожал плечами Вифал. – Думаю, он крадет мою память. Говорит, что он – мой бог. Все, что от меня требуется – поклоняться ему, тогда мне все станет ясно. Вот и объясни, Рулад Сэнгар, тебе-то самому – все ясно?

– Это ты, ты сделал этот ужас!

– Я? Может, ты и прав. Я принял условия сделки. Но, видишь ли, он мне солгал. Обещал, что отпустит меня, если я сделаю меч. Он лжет, Рулад. Уж это-то я теперь точно знаю. Усвоил как следует. Этот бог – лжец!

– У меня есть власть! Я император. Я сам выбрал себе жену. Идет война, и Летер скоро падет!

– А он ждет тебя, – махнул Вифал рукой в глубь острова.

– Все меня боятся!

– Страх рождает покорность, парень. Они пойдут за тобой. Они тоже сейчас тебя ждут.

Рулад обхватил руками голову и затрясся.

– Он меня убил. Не летериец, совсем не похож на летерийца. Всех нас перебил. Моих семерых братьев и меня самого. Он был очень… быстр. Казалось, он почти не движется, а мои родичи падали и умирали.

– В следующий раз так легко уже не получится. С тобой будет тяжелей справиться. А в следующий за ним – еще тяжелей. Это-то ты хоть понял, парень? Так уж все устроил тот бог-калека, что сейчас ждет тебя.

– Да кто он такой?

– Бог-то? Просто жалкий кусок дерьма, Рулад. Который, однако, держит в руках твою душу.

– Отец Тень покинул нас.

– Отец Тень мертв. Или все равно что мертв.

– Откуда ты знаешь?

– Будь он жив, он не позволил бы Увечному богу завладеть тобой. Тобой и твоим народом. Он бы высадился на берег прямо здесь… – Вифал неожиданно умолк.

Он понял, что все время именно к этому и шел. К этой выстраданной истине.

А ведь он ненавидел религию и богов.

– Я убью его! Этим самым мечом!

– Глупец! На этом острове нет ничего, чего бы он не слышал, не видел, не знал…

Быть может, кроме того, что я сейчас задумал. Да и знай он, разве он смог бы меня остановить? Но нет, он не знает. Я должен верить, что не знает. Потому что иначе он бы меня убил. Прямо здесь, на месте.

Рулад поднялся на ноги.

– Я готов идти к нему!

– Ты уверен?

– Да!

Вифал вздохнул.

– Ладно, парень, идем.

Она прошла сквозь черное стекло и обнаружила, что находится в туннеле из полупрозрачного обсидиана. Призраков там не оказалось.

– Куральд Галейн, – прошептал Корло, оглядываясь на них через плечо. – Не ожидал. Какая, оказывается, гнусность эта война. Разве что эдур сами не понимают, что творят, с чем связались.

В воздухе пахло смертью. Иссохшей плотью, дыханием склепа. Черные камни под ногами были скользкими и, похоже, шатались. Потолок над головой неровный, от него до головы Стальных Прутьев, самого высокого в отряде, было меньше ладони.

– Какой-то крысиный лабиринт, – продолжал жаловаться маг, очутившись у развилки.