class="p1">Ослы для дома царского езды,

Чтоб, пробираясь горными отрогами,

Держаться за ослиные хвосты».

«А где Мемфивосфей, Саула линии

Наследник?» — царь Давид слугу спросил.

Ответил Сива: «В Иерусалиме он

И радуется: Бог их дом простил.

Саула царство снова возвратится к ним,

К нему конкретно, он один теперь

Наследный принц… Но все его амбиции

Мне невозможно сделалось терпеть.

И вот я здесь с ослами и с поклажею…»

Сказал Давид: «Назад беру обет.

Мемфивосфея подлого накажем мы.

Весь пай его передаю тебе».

Во все века борьба велась за собственность.

Зло множилось в миру из-за добра…

Вот так наветом, самым древним способом

Хитрющий Сива дольщика убрал

И скрылся со словами благодарности…

Умышленно и чаще не со зла

Немало царь Давид наделал гадостей

И, судя по всему, об этом знал.

Как подтвержденье этому прекрасное,

Саула рода, именем Семей,

Сын Геры вышел и нести напраслину

Вдруг начал, на Давидовых людей

Камнями стал швырять от возмущения

(Я ж думаю, по глупости своей -

Наслушался старейшин наущения…).

Вот то, что вслед царю кричал Семей:

«Убийца, беззаконник, сгинь ты к лешему,

Сегодня ты низвергнут с высоты.

Господь накажет всех твоих приспешников,

Таких же кровопивцев, как и ты.

За пролитую кровь родства Саулова

Тебе Бог жизни яства отравил.

Из рук твоих всю власть, как ветром, сдунуло

Лишь потому, что сам ты весь в крови».

Давида окружали люди храбрые.

Сказал Авесса так, Саруин сын:

«Он, верно, перепутал нас с арабами,

Его мозги из драной бересты,

Башка же всякой дрянью нашпигована,

К тому ж в неё ударила моча.

Дозволь мне оторвать, царь, эту голову,

Чтоб мёртвый пёс навеки замолчал».

«Что мне и вам, тот пёс, сыны Саруины?

Пускай злословит, ибо дал приказ

Ему Господь меня отпескоструить так,

Как будто я болванка под заказ.

Могу ли я сказать — зачем так делаешь? -

Тому, кто там над нами наверху,

Пред кем мы все листва лишь пожелтевшая,

И нет таких, чьё рыло не в пуху.

Когда от чресл моих мой сын протянутой

Рукой своей сжимает мой кадык,

Что мне тогда речь Вениамитянина,

Каким бы ни был злым его язык.

Призрит мой Бог моё уничижение

И все мои грехи простит с небес…»

Так царь Давид в ближайшем окружении

Сдержал вполне естественный протест

На то, когда в тебя плюют, швыряются

Камнями и обидеть норовят.

То назовётся позже толерантностью.

Давид же, толерантности гарант,

Своим путём шёл. На горе окраине

Чуть в стороне злословивший Семей

Бросал в них камни и не знал заранее,

Что целится он в собственную смерть.

Пока Давид, как лошадь Пржевальского,

В горах слонялся от людей вдали,

Авессалом и весь народ Израильский

В град царский Иерусалим пришли,

Ахитофел при них, хоть был старейшиной,

Но всеми почитался как пророк.

Авессалому он советы злейшие

Давал, а тот ослушаться не мог.

К ним Хусий Архитянин, уважаемый

Давида друг пришёл: «Хочу служить».

Авессалом на то сказал: «Пожалуй, я

Повременю, ты лучше мне скажи:

Что ж с другом ты, фигура колоритная,

Прочь не ушёл?» Ему в ответ: «Я там,

Где мой народ с царём, от Бога избранным.

Охоты нет слоняться по горам.

Притом кому служить я буду преданно,

Не сыну ли Давида?» Аргумент

Весомый… Но была привычка вредная

У Хусия — обман держа в уме,

Из пальцев крест сложить и ну лукавствовать,

В кармане фига, мол, не даст пропасть,

А дружбе старой век цвести и царствовать,

Вернётся друг и переменит власть.

Авессалом в себе был неуверенным

(Лишь красотой природой наделён),

Советам доверялся неумеренно

Или, напротив, был весьма умён,

К Ахитофелу обратился с просьбою,

Причём на вы, что редкость в Книге Книг:

«Что делать нам, решение подбросили б».

И дал ему совет седой старик:

«К наложницам войди, отцом оставленным

Дом охранять, а не царёву честь.

Пока Давид скрывается в изгнании

Ты обесчесть всех тех, кто в доме есть.

Израильтяне, про такое действие

Услышав, скажут — С этим не шути.

Сын у отца такую вызвал ненависть,

Что сам Кондрат уже к отцу в пути».

Авессалом тогда палатку выставил

На кровле. В дом отца, войдя едва,

Сын написал пред входом недвусмысленно

Слова сакраментальные «Дом-2».

С наложницами сцены натуральные

Проделал он, и ноги на плечах

На обозрение всему Израилю

Он выставил, как в Окнах у Собчак.

Ахитофел влиял на поколение,

Советами благими поучал,

Считалось тогда так — все наставления

Он будто бы от Бога получал.

И как Авессалому оголтелому,

Он для Давида был авторитет…

Ахитофела действия умелые

В стране немало б причинили бед,

Монотеизм подвергся бы попранию,

Когда б не Хусий, друг царя, хитрец.

Кто знает, как бы долго жить Израилю,

А вот Давиду б точно был конец.

Глава 17. Как можно дело заболтать

И сказал Ахитофел Авессалому:

«Я возьму двенадцать тысяч человек,

На Давида я обрушусь снежным комом

В эту ночь, когда он утомлённый

Свой народ устроит на ночлег.

Приведу его людей я в ужас дикий.

В страхе разбежится весь его отряд,

В спешке побросав свои мечи и пики.

Под стенания толпы и крики

Я убью Давида, их царя.

Обращу к тебе людей, заблудших, скопом,

Кроме одного, чью душу ищешь ты.

И тогда народ забудет про окопы.

По домам пойдёт тушёнку лопать,

А царя Давида ждут кранты».

Слово то пришлось тогда весьма по шерсти

Всем, кто от царя Давида претерпел

От его набегов, войн, других нашествий.

Не считался с мнением старейшин

Мономах и с трона полетел.

Но сказал Авессалом всё ж: «Позовите,

Хусию. Что скажет бывший друг отца?

Пребывал при нём он вроде сателлита,

И повадки бывшего бандита

Изучил подельник до конца.

На совете лучших Хусий Архитянин

Зародить в умах сомнения сумел:

«Уважаемые мной Израильтяне,

На отметку высшую не тянет

Тот совет, что дал Ахитофел.

Рассуждает он уже как победитель.

И каких людей он вздумал застращать?

— Раздражённых… По себе вы не судите,

Так они и побежали, ждите,

Или как в народе скажут — щаз…

Здесь любой из вас Давида знать изволит,

Вот уж кто отнюдь не трус, не ротозей.

Не пройти к нему тайком путём окольным.

Он