вид,

Не намазана елеем,

Видно сразу — три недели

По умершему скорбит.

С просьбою к царю упала

Прямо в ноги (не пройти):

«Выручайте, я пропала.

Я вдова, но это мало.

Как наследника спасти?»

Царь, конечно: «Что такое?

Вам, мадам, помочь я рад…»

Та ему: «Два сына в поле

Подрались мои, как в школе,

И убил погодка брат.

На рабу твою восстало

Всё родство, кричит: «Отдай

Нам второго… Не пристало

Нам убийц плодить вандалов,

Отомстим ему, Банзай!

За погубленного брата,

Как наследника, весь род

Истребим. Как он когда-то,

Мы убьём его лопатой,

Нафиг нам такой урод…»

Сгинет так на дне колодца

Моя искра, свет вдали.

То не дождь с небес прольётся,

Мужа имя и потомство

Смоет кровь с лица земли».

Отвечал фекоитянке

Царь Давид на те слова:

«Кто мог видеть на делянке,

Когда брат был на стремянке,

Что и чем он оббивал?

Вниз сорвавшись головою,

Принял смерть в один момент.

Знать о том могли лишь двое,

Мёртв один… Другим устроим

Следственный эксперимент.

Без труда процессуально

Мы развалим дело то.

Это ж просто аморально

Обходиться столь брутально

С тем, кто вам не конь в пальто.

Против сына кто покажет,

Быстро мы того уймём.

На прибывшего под стражей

Поглядим, каким отважным

Он предстанет пред царём.

Мести никакой не будет.

С головы сынка пушка

Злопыхатели не сдуют,

А народ пусть негодует

Из такого пустяка».

Женщина в ответ на это

Роль к развязке подвела,

Так сказала: «Царь, не сетуй,

Ты не жалуешь свой этнос,

Не желая людям зла.

Сам себе ты обвиненье

Предъявил — один сын мёртв,

А другой в уединенье

Без надежды на спасенье

За границею живёт.

Ты изгоя с дел постыдных

Не желаешь видеть, знать,

Слать в Гессур за ним посыльных.

Чем, он хуже того сына,

За кого просила мать?

Мы умрём, водой разлитой

Нас нельзя собрать в одну

Чашу. Лишь Господь сердитый

Думает, как всех бандитов

К жизни праведной вернуть,

От Себя их не отвергнуть,

Души их не погубить

И не отлучить от веры…

(Есть в истории примеры,

Как убийцу полюбить).

За суждение любое,

Царь, меня не осуди,

Доброе оно ль, худое…

Да пребудет Бог с тобою

Все отпущенные дни,

Сохранит твою державу»…

— Эко женщину несёт -

Думает Давид лукаво

И про руку Иоава

Ей вопрос свой задаёт.

Грим у женщины богемной

Смыло ли потоком слёз

От игры её отменной,

Но умён Давид — рентгеном

Видит всех людей насквозь,

Сквозь свинцовую кулису

Разглядит, что за дела,

У кого какие мысли…

И спасло тогда актрису

То, что умною была:

«Ни налево, ни направо

Мне от слов царя… Изволь,

Я отвечу за подставу -

По заданью Иоава

Я играю эту роль.

Притча лишь царю поможет

Сына вновь вернуть в страну,

Где престол ему положен.

Мудр наш царь, как ангел Божий.

Здесь Израиль на кону».

И сказал царь Иоаву:

«Всё по слову твоему

Я свершу, теперь о главном -

За границу шли маляву,

Пусть вернётся баламут».

Иоав Авессалома

Отыскал в чужой дали

И дорогою знакомой

Он привёл мальца до дома

Прямо в Иерусалим.

В знатные свои хоромы

Не пустил сынка отец,

Отослал Авессалома

В дом, где крыша из соломы,

Да на праздник холодец.

«Моего лица не видеть

Стервецу — сказал Давид -

Не пущу в свою обитель.

Тити-мити? — Извините,

Пусть на хлебе посидит».

Про Амнона не отшибло

Память… Значит, поделом

С местожительством решили -

В царском граде на отшибе

Начал жить Авессалом.

Не было во всей столице,

Ни в Израиле во всём

Кто бы мог не без амбиций

Красотой такой гордиться,

Что имел Авессалом.

С эпителия подошвы

И до кончиков волос

Недостатков ни с пригоршню б

Не собрал иной дотошный

Модельер, коль довелось

Размечать по калькам мелом,

Осязать, да хоть лизать

Совершенное столь тело,

Что в изъяне самом мелком

Уличить было нельзя.

С шевелюрой столь лохматой

Быть красавцу довелось,

Что порой, придя до хаты,

Уставал он как сохатый

От рогов устанет лось.

Голова излишним весом

Вниз тянула. Каждый год

Стриг её со стадом вместе.

И по весу сиклей двести

Был с его волос приход.

Даже с ярки тонкорунной

Столько шерсти вам не снять.

Представляете, как трудно

Жить с такою шевелюрой.

От неё и умирать

Позже чуть ему случится.

А два года отсчитать,

У наследника родится

Три сынка и дочь, девицей

Красотою ей блистать,

Стать женою Ровоама

Соломоновича. Но

От подобной панорамы

Быть в восторге ещё рано,

Здесь у нас своё кино.

Чад плодит Давида отпрыск

На отшибе пару лет,

Царь его прийти не просит,

Малышей не видит вовсе,

А без внуков что за дед?

И тогда за Иоавом

Слуг послал Авессалом,

Чтобы тот ему, как главный

По режиму, с полным правом

Пропуск дал (как в Белый дом)

На лицо взглянуть отцово,

А то начал забывать…

Но не мчит к нему верховный,

Ни записочки, ни слова…

Нездоровится? Как знать.

К Иоаву шлют повторно

И опять в ответ — облом.

По натуре хитрый, гордый,

А прибавь характер вздорный -

Вот и весь Авессалом.

Может, просьба не по чину?…

Но прийти не захотел

Иоав. Не без причины

Как иной любой мужчина

На него восстал пострел -

Выжег Иоаву поле.

Сразу с сердца отлегло

(Не прийти ко мне позволил

Он себе… таким дай волю…)

И представьте, помогло.

Иоав к Авессалому

В дом пришёл. В бараний рог

Мог любого безусловно

Он скрутить, но не по злому

Здесь сказал: «Зачем ты сжёг

Мой участок? Я был занят

И прийти к тебе не мог -

Важных дел согласованья…

Ты ж привлёк моё вниманье

Странным способом, сынок».

Отвечал гордец строптивый:

«Оттого я поле сжёг,

Что хочу лицо увидеть

Моего отца Давида.

Отведи меня в чертог

Ты к царю, спроси с какою

Целью он меня сюда

Экстрадировал с конвоем

Из Гессура? А не то я

Здесь растаю без следа.

Бьётся сердце с перебоем,

Так хочу к царю. Скорбей

И невзгод с меня довольно.

А виновен пред тобою -

Прямо здесь меня убей».

За сожжённую солому,

Не держал зла