— Вот и славно, — невозмутимый Новиков пометил что-то в блокноте. — Значит, я могу обсудить дело с тобой в роли консультанта.

— С полной взаимностью! Поскольку у нас тоже новое дело, может, ты что присоветуешь. Только поедим сперва… Аркадий!

— А? — отозвался с подоконника домовой.

— Ужин будет сегодня?

— Так ведь Софьи Григорьевны нету ещё, не пришла. Волнуюсь я, хозяин! — усеянная веснушками физиономия домового и в самом деле выражала беспокойство. — Вы б её встретили, что ли? Темно уже, мало ли, кто лихой набежит?

— Куда ж мы пойдём ей встречать? Я даже и не знал, что Софья ушла куда-то… А что Макс говорит? Ма-акс! — взревел Верещагин.

— «О нет, не знак бездушья — молчаливость! Гремит лишь то, что пусто изнутри», — возведя глаза к потолку, продекламировал бывший актёр.

Инспектор сидел в кресле и беззвучно хохотал, прикрывая лицо ладонью.

Отводки сирени были небольшими, сантиметром тридцать длиной, и казались ужасно хрупкими. Всю дорогу от Сиреневого сада до портального перехода Софья волновалась, как бы их поудобнее пристроить, чтобы, не дай Бригита, не повредить почки с уже отчётливыми наклюнувшимися листочками. Конечно, Колесников ворчал, что пересаживать отводки поздно, нужно было в начале апреля, никакой магией несвоевременность пересадки не заполируешь… Потом смягчился, сам лично завернул небольшие пока ещё корешки во влажную ткань и надписал ярлычки, приговаривая:

— Вот, четыре сорта тебе даю. Смотри, это «Мэйденс Блаш», розовая, немахровая — твой домовой просил, чтобы были пятилепестковые цветочки? — тут селекционер усмехнулся в густые усы. — Вот здесь и будет искать. А пахнет она!.. Это «Карпе Диэм», она махровая, морозостойкая, голубая. Это «Жильбер» — тёмная синевато-лиловая, очень красивый цвет. Этот куст будет высокий, так что гляди, чтобы он никого не притенял. А это вот, — и он с гордостью повертел в руке красновато-коричневый толстенький прутик, — это «Красная Москва», пурпурные кисти будут прямо огромные.

— Спасибо, Леонид Алексеевич! — прижимая ладони к груди, сказала Софья. — Вот как зацветёт, я вас приглашу смотреть!

— Ладно, ладно… О псковском саде как, жалеешь? Загубят ведь.

— Загубят, — согласилась она. — Но мне себя и Макса жальче, сад я заново выращу, а себя бы из кусков не собрала. Вы же знаете…

— Знаю, Сонюшка, — он неожиданно погладил её по голове, как маленькую. — Ладно, отправляйся, а то время позднее, и так по темноте пойдёшь. Может, тебе экипаж вызвать?

— Не-не-не, — со всей возможной убедительностью сказала она, пятясь. — Не надо. Тут до портальной пять минут ходу, и там мне от Цветного бульвара минут пятнадцать, какой ещё экипаж?

«Ну, не пятнадцать, — думала Софья, стараясь идти как можно быстрее и шарахаясь от тёмных арок и подворотен. — Ну, предположим, двадцать минут, и всё равно — ничего страшного. Уже больше, чем полдороги прошла, вот и Сретенка с её огнями, ресторанами, кафе, магазинами, витринами, толпой… Всё, добежать до конца переулка, и вот он, дом!»

Она споткнулась о камушек, зажмурилась, удерживая равновесие, а когда открыла глаза, перед ней соткались из тёмных теней пустого двора две кривые, искажённые фигуры. Перехватив поудобнее пакет с саженцами, Софья оглянулась и увидела, что за спиной у неё тоже двое, в таких же чёрных куртках с капюшонами, натянутыми почти до бровей.

— Куда же ты спешишь, цыпочка? — ухмыльнулась гадкая рожа. — И что это ты такое тащишь, покажи дядям.

— Тю-ю, Крыса, тут прутики какие-то!

— Ты что, училка и розги домой несёшь?

— Для извращений, небось! Свин, гляди, ну точно, для извращений!

Они обступили Софью, подходя всё ближе, сжимая круг и перекидываясь фразочками, словно мячиком. Женщина прикусила губу. Потом вдруг рассмеялась и сказала ласково:

— Извращений хотите, значит? Ла-адно…

Миг — и стебли травы, ставшие вдруг прочнее канатов, обвили их ноги, не давая сделать и шага. Вожак, обозванный Крысой, попытался выдернуть ступни, но покачнулся и сел. Растения тут же закрутились вокруг его пояса, сковали колени и стали подбираться к шее. Крыса заорал от ужаса, и по его штанам поползло позорное мокрое пятно.

Софья протянула руку к кусту боярышника, и в её руке оказались несколько прутьев. Взвесив их на руке, она повернулась к толстяку и повторила с улыбкой:

— Значит, извращений?

Получив удар розгами по заду, Свин тоненько взвизгнул и упал на четвереньки.

— Молодец, — похвалила его Софья, — так очень удобно.

В этот момент со стороны Костянского переулка послышался топот, и к месту действия подбежали Алекс и Влад; на плече последнего сидел домовой и в азарте лупил ладонью.

— Ага, — сказал Верещагин, останавливаясь. — Я смотрю, ты и сама справилась.

— Да вот думаю, не превратить ли их… в соответствующих животных?

— Может, и стоит, — включился в разговор актёр. — Способность творить зло даёт разумным слишком большие привилегии, ставит нас на чересчур высокую ступень по сравнению с другими животными. В виде крысы или свиньи эти экземпляры хомо будут куда приятнее.

— Стража! — заорал Крыса. — Стража, помогите!..

Наряд, вызванный подоспевшим вовремя инспектором, уволок незадачливых любителей нестандартных развлечений в кутузку. Державшие их стебли травы в мгновение ока высохли и осыпались пылью.

Софья потёрла лоб и сказала с отвращением:

— Терпеть не могу применять эти способы…

— Почему? — не удержался от вопроса Влад.

— Посмотри на газон, — предложила она в ответ. — Видишь пятно голой земли? В лучшем случае, ближайшие пару месяцев здесь не вырастет ни травинки. А может статься, и до следующего лета будет пусто. Те стебли, которые я заставила вырасти и усилиться, вытянули из почвы все силы, она сейчас почти мёртвая. Поэтому я стараюсь этими способностями не пользоваться…

— Пойдём-ка ужинать, матушка, — озабоченно сказал домовой. — Тебе поесть надо и чашку чаю сладкого выпить, да выспаться, всё и пройдёт.

— И то правда, — она оглянулась. — Где-то здесь была моя сумка с саженцами…

— Эта? — Новиков подобрал пакет, из которого торчали несколько прутиков.

— Да-да! Дайте-ка я посмотрю… — она внимательно осмотрела веточки и с облегчением вздохнула. — Всё в порядке. Аркадий, ты куда-нибудь в прохладное место саженца положи и смочи, пожалуйста, корни отстоявшейся водой. Завтра будем с тобой сирень сажать!

За ужином Софья зевала так, что ей было неловко. Вот только поделать ничего не получалось, хотелось немедленно лечь, вытянуться и провалиться в сон.

— Идите спать, — не выдержал, наконец, Верещагин. — Чай вам Аркадий в постель принесёт, а завтра с утра поговорим, если захотите.