Однако она увидела совсем другое.

Павел Петрович сидел посреди кухни на табуретке, красный какрак. Под левым глазом у него наливался изумительный живописный синяк. Правоеухо распухло и горело, как вечный огонь на Марсовом поле. Руки он сложил наколенях, а взгляд опустил в пол, как будто изучая узор линолеума. Рядом с нимсидел унылый коренастый милиционер лет тридцати с отчетливо намечающейсялысиной. Он разложил на кухонном столе какие-то бумаги и заполнял их, отусердия высунув кончик языка и покачивая ногой.

— Паша! — воскликнула Надежда, подбегая кСоколову. — Ты жив!

— Понимаешь, Надя, — проговорил тотвиновато, — я выходил утром по делам, а когда вернулся, забыл отключитьсигнализацию… ну, тут вдруг эти.., ребята ворвались и повалили меня на пол…

— А гражданин Соколов попытался оказатьсопротивление, — вредным голосом сообщил милиционер, не отрываясь отбумаг.

— Понимаешь, Надя, я подумал, что это…злоумышленники, — признался Павел Петрович, — ну, после вчерашнейистории…

— Что за история? — заинтересовался милиционер иподнял глаза. — С вами вчера что-то произошло?

— Ничего-ничего! — хором воскликнули НадеждаНиколаевна и Павел Петрович. — Совершенно ничего!

Милиционер окинул их долгим подозрительным взглядом ихмыкнул:

— Допустим.., значит, гражданка Лебедева, я такпонимаю, что вы опознаете находящегося здесь гражданина Соколова?

— Опознаю, — с тяжелым вздохом согласиласьНадежда.

— Тогда распишитесь вот здесь, — он ткнул кончикомручки в пустую графу, — и очень вас прошу, предупреждайте своих гостей,чтобы они своевременно отключали сигнализацию…

— Конечно, — энергично кивнула Надежда,расписываясь в клеточке.

— Так и быть, мы не станем возбуждать дело по фактусопротивления при исполнении обязанностей.., не станем, Малинин?

— Не станем, — отозвался из коридора лопоухиймилиционер и появился на пороге кухни.

— Спасибо… — пробормотала Надежда. Может быть, чаю? Иликофе? У меня печенье есть, домашнее…

— Мы вообще-то торопимся… — задумался старший сержантОгурцов, — но если уж домашнее…

Через полчаса Надежда Николаевна проводила Малинина иОгурцова и закрыла за ними дверь. При этом она заметила выглянувшую на площадкусоседку Марью Петровну. Вид у соседки был весьма заинтересованный, но Надеждасделала вид, что не понимает намеков, и захлопнула дверь своей квартиры.

Когда Надежда вернулась на кухню, Павел Петрович обиженнопроговорил:

— Еще печеньем домашним их угощать.., а они меня, междупрочим, на пол, и руки за спит ну…

— Я же тебе говорила, что, приходя, надо в первуюочередь отключить сигнализацию! — проговорила Надежда Николаевна голосомзанудной учительницы младших классов.

— Ну да.., а я забыл, задумался, — покаяннопризнался Павел Петрович, — а они сразу на пол и руки за спину…

— Ну, конечно, ты, как всякий профессор, оченьрассеянный, — подначила его Надежда, — все время думаешь о чем-нибудьумном.., а простые житейские вещи забываешь. Поэтому и папочку перепутал…

— Да не я перепутал, а девица эта! — воскликнул всердцах Павел Петрович.

— Ну ладно, — сжалилась над ним Надежда, последраки кулаками не машут.

Она намочила полотенце холодной водой и приложила к горящемууху Павла Петровича. С синяком уже ничего нельзя было сделать, теперь онпройдет все стадии — сначала станет фиолетовым, потом с прозеленью и черезнесколько дней начнет желтеть. Полностью же желтизна спадет только черезнеделю, так что можно надеяться, что в Париж Павел Петрович попадет с обычнымлицом, и французы не испугаются. Однако на всякий случай Надежда все же смазаласиняк рассасывающей мазью и нашла в ящике стола темные очки.

— Скажи, Паша, — спросила она с обманчивой ласкойв голосе, — будешь ли ты меня слушаться?

— А у меня есть выбор? — ответно спросилнесчастный профессор Соколов.

— Вообще-то нет, — честно ответила Надежда. —Так что теперь нам точно ничего не остается, кроме как идти по тому списку. Ктотам у нас первый — Севрюгина?

— Севрюгина Л. Б., — с выражением прочитал ПавелПетрович, достав из ящика стола злополучный список, — улицаСверхсрочников, дом семь, квартира двадцать восемь…

— Ну, вот и хорошо, — удовлетворенно кивнулаНадежда, — улица Сверхсрочников отсюда недалеко, так что с нее и начнем.

* * *

— Ну, и как ты собираешься войти к незнакомымлюдям? — скрипел Павел Петрович, карабкаясь вслед за Надеждой по лестнице.Он и без того чувствовал себя утомленным и разбитым после столкновения смилицией.

Лифт в доме номер семь по улице Сверхсрочников не работал, ксчастью, подниматься пришлось не очень высоко — на пятый этаж.

— Я полагаюсь на интуицию, — отмахнулась НадеждаНиколаевна, — в общем, буду действовать по обстоятельствам…

Едва она прикоснулась к кнопке звонка, дверь двадцатьвосьмой квартиры открылась, и перед Надеждой возникла дама, как принятоговорить, бальзаковского возраста, то есть то ли прилично за сорок, то ли околопятидесяти. На самом деле Бальзак писал о тридцатилетних женщинах, но с тех порпредставления о возрасте значительно изменились.

Дама была весьма солидной комплекции.

На ней был синий шелковый халат, расписанный золотымииероглифами, из-под которого некрасиво выпирала обильная рыхлая плоть.

Только Надежда открыла рот, чтобы выдать какую-нибудьдомашнюю заготовку, как хозяйка перехватила у нее инициативу и выпалила:

— Как вы быстро! Я вас еще и не жду! Ой, а вы с мужем?А я не одета! — и она не без кокетства поплотнее запахнула халат.

Павел Петрович скроил на лице самую свою приветливую улыбкуи на всякий случай спрятался за Надежду. Надежда пыталась что-то сказать, нохозяйка говорила без умолку, не давая ей вставить ни слова.

— Анджелочка мне так вас и описывала!

Нет, ну она же мне просто как родная! Это такая женщина, чтопоискать. Но только ведь вы совсем худенькая, так вам и не обязательно что-тоделать, вам можно все себе позволять.., как я вам завидую! Это же просто мечта…

— Это я-то худенькая? — с грустью проговорилаНадежда Николаевна.

Она уже много лет неустанно боролась с лишним весом, иборьба эта шла с переменным успехом. Сейчас Надежда находилась на такой стадии,когда вес временно победил. Конечно, по сравнению с мадам Севрюгиной — аНадежда надеялась, что видит перед собой именно ее, — она была еще оченьдаже в форме, но никогда нельзя сравнивать себя с худшими образцами. Этоприведет к уступкам и ослаблению позиций, а в конечном счете — к неизбежнойкапитуляции перед надвигающейся полнотой. Перед собой нужно поставить какой-толучший образец, положительный пример, можно даже сказать — недостижимый идеал.