Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подхваченный восторгом, Лучников спрыгнул с табуретки.
– Пойду поучу их вежливости, – легко сказал он изашагал к нише.
Пока шел под звуки «Голубой серенады», заметил, чтосимферопольские интеллектуалы смотрят па него во все глаза.
Подойдя, Лучников взял руку одного нз дядек и сжал. Рукаоказалась на удивление слабой. Должно быть, от неожиданности: у такогомордоворота не может быть столь слабая рука. Лучников валял эту руку, чуть лине сгибал ее.
– В чем дело, Антоша? – спросит он сына. –Что это за люди?
– Черт их знает, – пробормотал растерянно Антон.Как растерялся, так, небось, по-русски заговорил. – Подошли к нам, сели иговорят – вы отсюда не выйдете. Что им надо от нас – не знаю.
– Сейчас узнаем, сейчас узнаем, – Лучников крутилслабую толстую руку, а другой своей свободной рукой взялся расстегивать пиджакна животе незнакомца. В старые времена такой прием повергал противника ипанику.
Между тем к нише подходили любопытные, и среди нихсимфи-пипл, те, что его знали. С порога за этой сценой наблюдал дежурныйгородовой. Кажется, Фаддеич с ним перемигивался.
Четверо были все мужики за сорок, и говорили на яки суклоном в татарщину, как обычно изъяснялись на Острове турки, работающие в«Арабат-ойл-компани».
– Гив май хэнд, ага, – попросил Лучниковапленник. – Кадерлер вери мач, пжалста, Лучников-ага.
Лучников отпустил руку и дал им всем выйти из ниши, одному,другому, третьему, а на четвертого показал сыну.
– Поинтересуйся, Антон, откуда джентльменам известнонаше имя.
Мальчик быстро пошел за четвертым и в середине заламгновенным и мощным приемом каратэ зажал его. Лучников пришел в восторг. Этотприем был как бы жестом дружбы со стороны Антона: несколько лет назад онивместе брали уроки каратэ.
– Откуда ты знаешь моего отца? – спросил Антон.
– Ти Ви… яки бой… Ти Ви… юк мэскель… кадерлер… маярта…сори мач… – кряхтел четвертый.
– Он тебя на телевизии видел, – как бы перевелАнтон. – Извиняется.
– Отпусти его, – сказал Лучников.
Он хлопнул сына по плечу, тот ткнул его локтем в живот, аПамела, хохоча, шлепнула обоих мужчин по задам. Четверо мигом улетучились из«Калипсо». Городовой, засунув руки за пояс с мощным кольтом, вышел вслед заними. Симфи-пипл аплодировал. Сцена получилась, как в вестерне. Молодым огнемсияли глаза Фаддеича.
Они выпили шампанского. Памела с интересом посматривала на Лучникова,должно быть, прикидывая, была ли у него Кристина и что из этого вышло.«Очевидно, возможен был и другой вариант», – решил Лучников. Антонрассказывал Фаддеичу разные истории о каратэ, как ему пригодилось его искусствов разных экзотических местах мира. Фаддеич серьезно и уважительно кивал.
Когда они втроем вышли на улицу, обнаружилось, что триколеса дедушкиного «лендровера» пропороты ножом. «Неужели СВРП занимаетсятакими мелкими пакостями? – подумал Лучников. – Может быть, самИг-Игнатьев? На него это похоже».
К ним медленно, все та же шерифская кинематофафическаяпоходочка, подходил городовой. Рядом кучкой брели присмиревшие четверозлоумышленников.
– Видели, офицер? – Лучников показал городовому на«лендровер».
– Эй, вы, – позвал Городовой четверых. –Расскажите господам, что вы знаете.
Четверо сбивчиво, но с готовностью стали рассказывать.Оказалось, что они попросту шли в «Калипсо» повеселиться, когда к ним подошелкакой-то ага, предложил 200 тичей… 200 тичей? Вот именно – двести… и попросилпопугать «щенка Лучникова». Ну, настроение было хорошее, ну вот и согласилисьсдуру. Оказалось, что этот ага все время сидел в «Калипсо» и за всей этойисторией наблюдал, а потом выскочил перед ними на улицу, проткнул даггером шиныу «лендровера», сел в свою машину и укатил. Ярко-желтый, ага, сори мина, старый«форд», кандерлер.
– А какой он был, тот ага? – спросилЛучников. – Вот такой? – и попытался изобразить Игнатьева-Игнатьева,как бы оскалиться, расслюнявиться, выкатиться мордой вперед в ступо-розномвзгляде.
– Си! Си! – с восторгом закричали они. – Так,ага!
– Вы знаете того? – спросил городовой Лучникова.
– Да нет, – махнул рукой Лучников. – Это япросто так. Должно быть, псих какой-нибудь. Забудьте об этом, офицер.
– Псих – это самое опасное, – наставительнопроговорил городовой. – Нам здесь психи не нужны. У нас тут множествотуристов, есть и советские товарищи.
Тут на груди у него забормотал и запульсировал уоки-токи, ион стал передавать в микрофон приметы «психа», а Лучников, Антон и Памела зашлиза угол, где и обнаружили красный «турбо» в полной сохранности.
– Можете взять мой кар, ребята, – сказалЛучников. – А я тут немного поброжу в одиночестве.
– Да как же ты, па… – проговорил Антон.
Памела молчала, чудно, спокойно улыбаясь, прижавшись щекой кего плечу. Лучников подумал: вполне сносная жена для Антошки. Вот быпоженились, гады.
– У меня сегодня ночь ностальгии, – сказалон. – Хочу побродить по Коктебелю. Да ты не бойся, я вооружен дозубов. – Он хлопнул себя по карману «сафари», где и в самом деле лежала«беретта».
Медленно растворялось очарование ночи, малярийный приступмолодости постепенно проходил. Гнусноватое выздоровление. Ноги обретали ихсобственную тяжесть. Лучников шел по Коктебелю и почти ничего здесь не узнавал,кроме пейзажа. Тоже, конечно, не малое дело – пейзаж.
Вот все перекаты этих гор, под луной и под солнцем,соприкосновение с морем, скалы и крутые лбы, на одном из которых у камняВолошина трепещет маслина, – все это столь отчетливо указывает нам навездесущее присутствие Души.