Луч фонаря вдруг отразился в чём-то блестящем, и Лев разглядел, что посередине пустой подземной комнатки было установлено высокое зеркало в старинной латунной раме, покрытой налётом патины.

Лев подошёл ближе и осветил отражение. Из чёрной глади зеркала на археолога смотрела его собственная копия. Только она была в разы, в разы уродливее Льва Николаевича.

Сгорбленный слабый старик с трясущейся нижней челюстью, весь покрытый язвами и гноящимися коростами. Плешивый и полуслепой, он неотрывно смотрел на Льва и в точности копировал каждое движение. И руки у отражения были по локоть выпачканы в свежей крови.

— Молодая девочка, красавица… Она могла бы ещё жить да жить. А я её убил, — прошамкал отвратительный старик.

— Что?.. — выдохнул Лев.

— Она мне доверяла. Пошла с нами к озеру, как невинный агнец. А я столкнул её в прорубь… Что же я наделал? Как до такого дошло?

— Но если бы я этого не сделал, то убили бы меня, — жалобно произнёс Лев Николаевич, не в силах перестать разглядывать собственное отражение. А оно в ответ на его слова внезапно преобразилось: у старика раскрылось на лице больше язв, появились гниющие раны, стали слезать ногти.

— Всё могло быть совсем иначе. Нельзя преждевременно делать выводы о поступках других людей, которые они ещё даже не совершили… Они могли отказаться от испытания… Могли уйти. Я бы выжил, Жанна бы выжила…

— Это враньё! — отчаянно воскликнул Лев, не сводя пристальный взгляд с отражения, будто спорил он вовсе не с самим собой. — Они все хотели от меня избавиться! Все презирали и смотрели свысока! Я был идеальной жертвой, но я изменил ситуацию в свою пользу!

— Ах, сколько ошибок… Вся моя жизнь — это одна большая сплошная ошибка. Чужая погубленная душа, моё запятнанное имя, карьера, судьба!.. Весь мой путь усеян ошибками.

— Это неправда, неправда! — кричал Лев Николаевич. Отражение тоже продалось вперёд, и стали видны чёрные сгнившие зубы, между которыми ползали черви. С каждым мгновением облик отражения менялся, неуловимо становясь всё мрачнее, гадливее и мерзче. Он начал разлагаться заживо, распадаться на клочки плоти, как разбухший труп.

— Я отвратителен сам себе. Я ненавижу себя. Я — гниль на теле земли, мне нет здесь места.

— Ты — не я! — вопил археолог, и его звонкий голос эхом отражался от стен тесной комнатки. — Я не такой! Ты — чудовище! Убийца! Вор! Лицемер! Тебя не должно существовать!

Лев Николаевич резко выбросил вперёд руку со сжатым фонариком, впечатывая её в зеркало. С хрустом лопнула гладкая чёрная поверхность, распавшись сотней осколков. Они разлетелись в стороны, усеяв пол блестящей крошкой.

— От своей сути не так-то просто избавиться, — раздался старческий голос из-за спины Льва, и тот нервно обернулся, подсвечивая темноту фонариком.

Сзади стояло уже не отражение — реальность. Отвратительный старик, так похожий на Льва, немощно трясся и поглядывал на двойника. С пальцев на пол срывались капли крови. Его глаз вдруг надулся и лопнул с противным звуком «чпок», а по очкам и щеке стекла гнилостная масса.

— Ты мне омерзителен, — процедил археолог, медленно поднимая с пола крупный осколок зеркала. И после бросился вперёд, выставив перед собой блестящее острие, чтобы через миг оно вонзилось в серое горло двойника, и из раны хлынула гниль вперемешку со страшным зловонием.

* * *

Эдик слабо помнил, как именно он добрался от озера до города Невьянска. В памяти мельтешили чужие лица, поезда, здания и станции. Зверски болела правая рука, культя зарастать не желала: кожа вокруг раны отекла, покраснела и горела огнём. Но Мор всё откладывал на потом: сперва — Библиотека, а уж затем остальное, когда он, наконец, получит свои деньги. Раздувшуюся культю он не трогал, только бездумно глотал Промедол, лишь бы заглушить боль. Но с каждой новой таблеткой разум его становился всё мягче, словно тающее на солнце мороженое.

Стоя у Невьянской башни, он уже не осознавал, кто он такой, где он и куда идёт. Тело было ватным, безмерно клонило в сон, и в голове не удерживалось ни единой мысли. В реальность его вернул знакомый кожаный портфель, на миг мелькнувший в толпе туристов. Мор пригляделся к спине удалявшегося археолога и понемногу вспомнил, что именно он забыл в этом городе…

Проследовать за Львом не составило труда — тот нёсся вперёд, сквозь толпу прохожих, будто за ним гнались дикие псы. А после того, как очкарик спустился в катакомбы, Эдик выждал у входа четверть часа, выкурив пару сигарет и немного приходя в себя, а после тоже полез во мрак.

Под землёй звуки разносились далеко: был слышен и отдалённый топот археолога, и его сдавленное бормотание. Подсвечивая путь телефоном, зэк блуждал по тесным проходам, пытаясь отыскать верный, пока коридоры не огласил звонкий выкрик и звон разбившегося стекла. Мор поспешил на голос и вскоре вышел к странной небольшой комнатке, где на полу валялась бесформенная груда тряпья.

При ближайшем рассмотрении оказалось, что груда была безжизненным телом археолога с точащим осколком стекла в горле и застывшими глазами. Он лежал в луже собственной крови и по всему выходило, что заколол себя сам.

Мор удивился увиденному. Откуда Лев взял этот осколок, если крутом не было ничего разбитого? Лишь посередине комнаты стояло старинное зеркало с гладкой чёрной поверхностью, в котором отражался замерший на месте Эдик. Труп, лежавший у его ног, видно не было.

Он втянул носом густой подвальный воздух и подступил к зеркалу, вглядываясь в себя самого.

Глава одиннадцатая

Книга Оборота

Через несколько часов на автовокзале города Невьянска из битком забитого автобуса выбрался Пётр, почёсывая подживавший след на горле. Подметив первый же магазинчик поблизости, он шагнул в его тепло и сразу поморщился от резанувшего по ушам стрёкота маленького телевизора. Пока продавщица, одним глазом посматривая на экран, искала для Петра сигареты, он тоже невольно уставился в телевизор.

Диктор новостей с серьёзнейшим видом вещал о безуспешных поисках группы из пятерых пропавших без вести мужчин. Полиция просила граждан сообщить любую имеющуюся у них информацию. По предварительным данным, мужчины были похищены, а единственным подозреваемым числился Эдуард Иннокентьев, бывший тюремный заключённый.

На экран вывели фотографию Мора, объявленного полицией в розыск. Пётр внимательно оглядел это знакомое грубое лицо, заплатил продавщице и, забрав сигареты, вышел на мороз.

Невьянская башня встретила его боем часов. Внимательно обойдя её по кругу, Пётр приметил группу туристов и незаметно в неё влился. Экскурсовод, молодая студентка с горящими глазами, жарко и увлечённо рассказывала об уникальном сооружении, о