заставить его осознать всю серьезность ситуации. Шесть месяцев спустя, при спуске с очень опасной вершины, он буквально шагнул в пустоту и упал на товарища, который стоял на выступе ниже. Оба погибли[33].

123 Данный материал раскрывает общую функцию сновидений. Они отражают определенные жизненные наклонности личности – либо те, которые значимы на протяжении всей жизни, либо те, которые наиболее важны в данный конкретный миг. Сновидение представляет собой объективную констатацию этих наклонностей, утверждение, не связанное с нашими сознательными желаниями и убеждениями. Вероятно, вы согласитесь со мной, что в определенных обстоятельствах сновидение может быть бесценным для сознательной жизни, даже когда речь идет не о жизни и смерти, как в приведенном выше примере.

124 Какую моральную и практическую выгоду извлек бы из анализа этот сновидец, знай он о своей опасной невоздержанности!

125 Вот почему, как врачеватели душ, мы обязаны обращаться к древнему искусству толкования сновидений. Наша задача – воспитывать взрослых, которые больше не желают, подобно детям, руководствоваться авторитетом. Наши пациенты – мужчины и женщины, чей образ жизни настолько индивидуален, что ни один консультант, каким бы мудрым он ни был, не смог бы указать им единственно верный путь. Мы должны научить их прислушиваться к своей собственной природе, дабы они могли понять, что происходит внутри.

126 В своем выступлении я попытался, насколько это возможно в рамках одной лекции, дать некоторое представление о мире аналитической психологии и ее воззрениях. Со своей стороны, я буду вполне удовлетворен, если сказанное мною поможет вам в вашей профессиональной деятельности.

IV. Аналитическая психология и воспитание

Три лекции, прочитанные на Международном конгрессе по вопросам воспитания и образования в Лондоне в 1924 году. Первоначально составлены автором на английском языке и отредактированы Р. Олдричем. На немецком языке вышли под названием «Analytische Psychologie und Erziehung» (Гейдельберг, 1926). Новое издание – Цюрих, 1936 г.; в переработанном и расширенном виде – в сборнике «Психология и образование» (Psychologie und Eniehung, 1946).

Предисловие автора к третьему изданию[34]

Эти лекции были впервые прочитаны в Лондоне в мае 1924 года на английском языке, а затем переведены на немецкий. Подготовка к печати происходила в ту пору, когда я, подолгу путешествуя, редко бывал дома, и мне пришлось выполнить кропотливую работу по сверке текста за очень короткий срок. Новое издание послужило благоприятным поводом для внесения ряда назревших дополнений, исправлений и уточнений, однако в целом текст, отчасти уже утративший свою злободневность, не изменился.

Лекция 1

Дамы и господа!

127 Психология – одна из самых молодых наук. Хотя слово «психология» существует давно, раньше им обозначали всего лишь определенный раздел философии – тот самый, в котором философ более или менее четко формулировал закон относительно того, какой должна быть человеческая душа в соответствии с предпосылками его собственной особой теории. Помню, еще будучи студентом, я не раз слышал от одного профессора, сколь мало известно о подлинной природе психических процессов, а от другого – какой именно должна быть психика как логическая необходимость. На всякого, кто изучает истоки современной эмпирической психологии, производит глубочайшее впечатление та борьба, которую пришлось вести первым исследователям против схоластического образа мышления. Философская мысль, находившаяся под сильным влиянием теологии («царицы наук»), отличалась явно выраженной склонностью к дедукции; господство наивных, идеалистических предубеждений рано или поздно должно было привести к реакции. Эта реакция приняла форму материализма девятнадцатого века, от мировоззрения которого мы и сегодня еще не полностью освободились. Успех эмпирического метода настолько неоспорим, что величие его победы даже породило материалистическую философию, которая в действительности представляет собой скорее психологическую реакцию, нежели обоснованную научную теорию. Материалистическое мировоззрение есть преувеличенный ответ на средневековый идеализм и не имеет ничего общего с эмпирическим методом как таковым.

128 Соответственно, можно утверждать, что современная эмпирическая психология зародилась в атмосфере грубого материализма. Это была прежде всего физиологическая психология; будучи всецело эмпирической в своей экспериментальной основе, она рассматривала психический процесс исключительно извне и преимущественно с оглядкой на его физиологические проявления. Такое положение дел было вполне удовлетворительным, пока психология относилась к философии или естественным наукам. Ограниченная рамками лаборатории, она вполне могла оставаться сугубо экспериментальной и исследовать психические явления исключительно с внешних позиций. На смену старой догматической психологии пришла не менее академическая философская психология. Впрочем, покой академической лаборатории вскоре был нарушен теми, кто нуждался в психологии для практических целей, – врачами. Невролог, равно как и психиатр, занимается психическими расстройствами, а потому испытывает настоятельную потребность в психологии, которую можно применять на практике. Независимо от достижений академической психологии медики уже открыли средство доступа к человеческому разуму и психологическому лечению его расстройств – гипнотизм. Гипнотизм возник из того, что во второй половине восемнадцатого века называлось «месмеризмом», а в начале девятнадцатого столетия – «животным магнетизмом». Развитие гипнотизма привело, благодаря исследованиям Шарко, Льебо и Бернгейма[35], к той медицинской психологии, которую представлял Пьер Жане[36]. Другой ученик Шарко, Фрейд из Вены[37], поначалу использовал гипнотический метод почти таким же образом, как и Жане, но вскоре избрал другой путь. Если Жане по большей части довольствовался простыми описаниями, Фрейд ставил своей целью дальше и глубже проникать в области, которые медицинской науке тех дней едва ли казались заслуживающими изучения, а именно в болезненные фантазии пациента и их активность в недрах бессознательного разума. Было бы несправедливо полагать, будто сам Жане упустил это из виду; как раз наоборот. Он первым указал на существование и важность бессознательных процессов в психологической структуре нервных и психических расстройств. Особая же заслуга Фрейда не в том, что он открыл бессознательную активность как таковую, а в том, что он обнажил реальную природу этой активности и, прежде всего, разработал практический метод исследования бессознательного. Независимо от Фрейда я тоже подошел к проблеме практической психологии сначала со стороны экспериментальной психопатологии, используя главным образом ассоциативный метод, а затем – с точки зрения изучения личности[38]. Как Фрейд сделал прежде игнорируемые болезненные фантазии пациента своей особой областью исследования[39], так и я обратил пристальное внимание на причины, по которым люди совершают определенные ошибки в ходе ассоциативного эксперимента. Подобно фантазиям истериков, нарушения в ассоциативном эксперименте считались несущественным и бессмысленным случайным явлением – одним словом, materia vilis[40]. Со своей стороны, я обнаружил[41], что эти нарушения были вызваны бессознательными процессами, которые я назвал «чувственно окрашенными комплексами»[42]. Соприкоснувшись, так сказать, с теми же психологическими механизмами, что и Фрейд, я в течение многих лет был его учеником и коллегой. Но хотя я всегда признавал истинность его выводов в той мере, в какой они касались фактов, я не мог скрыть своих сомнений относительно универсальности выдвигаемых им теорий. Его прискорбный догматизм был главной причиной, по которой я был вынужден с ним расстаться. Научная совесть не позволила бы мне поддерживать фанатичную догму, основанную на односторонней интерпретации данных.

129 Достижения Фрейда ни в коем случае нельзя считать несущественными. Хотя он не единственный, кто указывал на бессознательное в связи с этиологией и структурой неврозов и психозов, его величайший и уникальный вклад в психологию, на мой взгляд, состоит в разработке метода исследования бессознательного и, в частности, сновидений. Он первым предпринял дерзкую попытку распахнуть потайные двери сновидения. Открытие, что сновидения полны смысла и доступны пониманию, является, пожалуй, самым значительным и ценным элементом примечательного сооружения, именуемого психоанализом. Я вовсе не хочу умалять заслуг Фрейда, но чувствую, что обязан воздать должное всем тем, кто бился над ключевыми проблемами медицинской психологии и кто своим трудом заложил основы, без которых ни Фрейд, ни я не смогли бы выполнить стоявшие перед нами задачи. Пьер Жане, Огюст Форель, Теодор Флурнуа, Мортон Принс, Эйген Блейлер заслуживают благодарности и упоминания всякий раз, когда мы говорим о первых шагах медицинской психологии.

130 Исследования Фрейда показали, что функциональные неврозы причинно обусловлены бессознательными содержаниями, природа которых позволяет понять, как возникла болезнь. Ценность этого открытия