— Конкуренция, — пожал плечами Дронго. — Таких банд, какваша, развелось слишком много. И все деньги дают. Вот они и привыкли.

— Почему банда? — обиделся Арчил. — Мы серьезным деломзанимаемся, коммерцией.

— Вчера видел твоих охранников. С такими рожами коммерциейне занимаются. Это, правда, не мое дело, я всего лишь ищу твоего племянника,но, честно говоря, не люблю всех воров, тем более воров в законе.

— Храбрый ты очень. Все в лицо говоришь. Мне еще таких словникто не говорил. Нет, вру. Был один в камере, говорил громкие слова. Этойночью его и кончили. А ты молодец, ничего не боишься. И голова у тебя здоровоработает. Как это ты сразу вышел на Ларису? Мои дураки всю гостиницу обшарили,а такого придумать не смогли.

Девушка принесла бутылку коньяка и большой поднос сбутербродами.

— Оставь все и уходи, — приказал Арчил, сам разливая коньякпо фужерам. — Не брезгуй. Одну рюмку можно. Пью за тебя. Ты человек духовой,отчаянный. Мне такие нравятся. Найдешь Реваза или его похитителей — и я будутвоим должником на всю жизнь.

Дронго заставил себя сделать несколько глотков. Коньяк былдействительно отменным.

Арчил выпил все залпом, крякнул и, не закусывая, налил себееще один фужер.

В этот момент раздался очередной телефонный звонок.

На этот раз, видимо, сообщение было более приятным, и Арчил,спокойно его выслушав, просто положил трубку.

— Коновалова брала визу в Турцию, разрешение на поездку ейдали два месяца назад.

— Предположим, они улетели или уехали. Откуда они моглиулететь? Из Шереметьева или есть еще чартерные рейсы? — спросил Дронго.

— Это мы узнаем. Если она прошла границу, это легко узнать.

— Границу Реваз мог пройти только под своей фамилией. Нопочему он до сих пор ничего не сообщил? Здесь что-то не стыкуется. Вы займитесьграницей, узнайте, прошла ли Коновалова где-нибудь границу. И заодно проверьтепаспорт своего племянника Реваза Гогия. А я снова поеду в отель. Мне все-такине нравится это исчезновение. Так не бывает. Он обязательно должен был хотького-то предупредить.

— Тебе люди нужны?

— У вас есть доверенный человек, которого хорошо знают в«Савое»?

— Конечно.

— Тогда пусть он поедет со мной. И Манучар тоже. Сегоднянужно быть очень осторожными. Милиция уже наверняка начала расследованиеубийства нашего знакомого. Как бы нам не привлечь ненужного внимания.

— Это пусть тебя не волнует, — успокоил его, улыбаясь,Арчил, — вся московская милиция у меня в кулаке. Чтобы моего гостя арестовализа преступление, которое он к тому же не совершал? Быть такого никогда неможет.

— Будем считать, что вы меня успокоили, — ответил Дронго.

Следующие четыре часа он провел в «Савое», стараясь не привлекатьк себе внимания подозрительных швейцаров, уже наслышанных о вчерашнем убийстве.Все было тщетно. Он, правда, нашел один пожарный выход, откуда мог уйтинезамеченным Реваз, но от этого было не легче. Дверь закрывалась обычно назамок, и ключи были только у персонала гостиницы. Как осторожно удалось узнатьДронго, у убитого Коли такие ключи были наверняка.

Следовало предположить, что дежуривший в тот день портьевыпустил через этот выход Реваза и его спутницу, так что они остались незамеченными для остальных. Последнюю ночь Реваз был в номере. Дронго вдругвспомнил, что Давид рассказал ему о проститутках, с которыми Реваз провел этупоследнюю ночь. Удивительная история, если учесть, что в нескольких метрах егождала любимая девушка. Зачем ему нужны были эти проститутки, почему он простоне позвал к себе Коновалову? Или не спустился к ней. Ревазу нужно было иметьалиби — как же он этого не понял сразу! От огорчения Дронго даже стукнулкулаком по стене, вызвав удивленное восклицание своих сопровождающих. Он теряетсвою квалификацию. Разве можно было верить рассказам Давида, методам его людей,если самый толковый среди них — идиот Манучар. Как он сразу этого не понял!Нужно будет еще раз допросить девушек, бывших в ту ночь с Ревазом. Обязательноих найти и допросить.

Он обернулся к человеку Арчила.

— Мне нужны те две девушки, которые были в последнюю ночь сРевазом. Вы можете мне их найти?

— Под землей найдем, — мрачно пообещал его спутник.

Дронго вспомнил Давида. Как они все любят искать под землей,словно там действительно что-то можно найти, среди мертвых!

В больницу он ворвался прямо в плаще. Медсестра бежала заним, напуганная его удостоверением из контрразведки, и умоляла накинуть на себябелый халат. У реанимационного отделения стояли бледные Коробовы. Рядом плакалаих младшая дочь.

— Он жив? — закричал сразу Колчин, обращаясь к отцу Бориса.

Тот кивнул:

— Пока жив, ему, кажется, делают операцию.

— Как это случилось?

— Он шел на стоянку, когда его сбила машина. Все слышалиудар и видели отъезжающие «Жигули».

— Милиция была на месте?

— Приехали, — вздохнул Павел. Он, как и все офицеры КГБ, неочень любил и не очень доверял работникам МВД. — Сделали несколько обмеров исразу уехали. Работнички! Небось даже искать не будут.

— Он на вашу стоянку шел, — постарался вспомнить Колчин, —там же поворот. Где его могли сбить?

— Уже на площади, когда он переходил дорогу.

— Странно, там же все хорошо видно, — еще раз вспомнил Колчин.— Номера автомобиля никто не видел?

— Не видели, водитель пьяный, наверное, был. Мне потомребята сказали, что Борис прыгнуть успел в последний момент. Помнишь, он ведьодно время увлекался гимнастикой?

— Кто ведет его дело, знаешь?

— Какой-то следователь Салтанаев. Кажется, так его зовут. ИзСокольнического района. Точнее не знаю.

— Я все выясню, — успокоил друга Колчин, — лишь бы Борькажив остался.

К ним вышел врач.

— Что с ним? — сразу бросились к врачу мать и сестра Бориса.

— Будет жить, — вздохнул врач. — Слава Богу, организммолодой, здоровый. Кроме того, он успел изогнуться и смягчить удар. А тоголихача наказать нужно. Средь бела дня на людей наезжать. Совсем беспредел!

Мать, не выдержав, заплакала. Муж обнял ее, успокаивая.Поняв, что ему здесь больше делать нечего, Колчин поспешил вниз, на улицу.

Позвонив из приемного отделения и предупредив, чтозадержится, Колчин поехал в Сокольнический УВД. Следователя Салтанаева емупришлось ждать еще добрых полчаса, пока наконец в коридоре появился небритый,помятый, с каким-то потухшим взглядом старший лейтенант. Форма сидела на немнебрежно, китель был сильно помят.