Отвезла я группу к гостинице, все выходят, а он сидит, невстает. Стали его земляки звать: «Коля! Коля»! а он только рукой от нихотмахивается.

— Ты что, сдурел? — спросила его староста. —Нам только поужинать и на поезд. — Бог с ними, с тем ужином и поездом… Онавопросительно взглянула на меня: — Что делать-то будем? — Зовитемилиционера, — пожала плечами я. Анастасия Артемьевна, мой рабочий денькончился, поехали, — подал голос водитель. — Молодой человек, вы насзадерживаете, — непреклонным голосом сказала я. Он резко поднялся и, чутьне сбив с ног старосту, выскочил из автобуса. По дороге домой и даже дома,укладывая большого, уже двухлетнего Максимку, я нет-нет-да и вспоминалавулканический взгляд Николая «из Липецкой губернии» и уже засыпая, решила:слава Богу, что укатил к себе, не для моих электросетей генератор такоймощности…

И что же? Выходим мы гомонящей толпой назавтра вечером сученого совета, на котором единодушно решили поддержать приоритет нашегопрофессора Иванова в изобретении томографа и — здравствуйте! Под деревомнапротив парадного подъезда стоит в своем светлом пиджачишке белобрысый счерными огненными очами Николай!

Как нашел, как разыскал, как решил остаться здесь и всебросить дома? Безумие!

Я вцепилась в рукав Олега: — Давай, давай, быстрее! — Вчем дело? удивился он и заметил идущего сзади нас щуплого долговязого юнца, привиде которого я на секунду оцепенела. — Это кто такой? Может, кмилиционеру обратиться? — Быстрее, быстрее! — мы вскочили в первыйподошедший автобус, дверь захлопнулась и Николай проводил нас тяжелым взглядом,который я буквально физически ощутила между лопаток.

Кто таков? — безапелляционно спросил Олег. — Очереднойхвост? По виду из колонии для малолетних. — Ох, боюсь я, как бы этот хвостне начал вилять собакой, — неожиданно для себя ответила я. — Воткак? — и он больше не сказал ни слова, но помрачнел явно.

Дальше больше. И насколько больше — ни словом сказать, нипером описать! Являюсь назавтра домой с работы и что я вижу? Сидит у насНиколай, беседует с моим папашей! Покручивает Артемий Иванович ус, лукавопоглядывает на юнца. А тот сидит, как аршин проглотил, на меня не взглянет.

— Вот, дочка, жених к тебе явился, с доставкой на дом.Человек положительный, специалист по холодильной технике во фруктовом совхозе.Так что будем с витаминами. Между прочим не пьет, не курит. Сержантзапаса. — И что же, папанечка мой дорогой, я буду делать там в совхозе? —спокойно спрашиваю. — И какое приданное за мной, матерью-одиночкой, тыдаешь, чтобы согласились они взять меня за себя?

Юнец передернул плечиком, отметая шутки, и без тени смущениязаявил:

— А зачем вам, Анастасия Артемьевна, терять своюквалификацию, к нам в Яблочное ехать? Тем более, что экскурсий у нас не водят.Я сам к вам сюда перееду. Руки у меня растут, откуда положено, без дела неостанусь. Семью прокормлю.

От такого серьезного поворота ситуации напал на меня нервныйсмех. Смеюсь, не могу остановиться: все продумал! — а сама размышляю: авдруг это то самое — живое и настоящее, не по регламенту? И спрашиваю:

— А как же уважаемый Николай, вам угодно сюда въехать,не имея убеждения в моих к вам чувствах? Он повернулся ко мне всей грудью, вбилмне глаза в глаза, как копья, и спокойно изрек: — Будут ваши чувства, куда имдеваться. Улыбнулась я, потупила глаза и спрашиваю: — Где изволилиостановиться? — На вокзале. Пока. Вздохнула я и спросила: — Что ж вы,папаня, жениха чаем не потчуете?.. И тут приходит матушка моя с Максимкой,уставляет стол чайным набором с булками и вареньем, и садимся мы все вокругбелой скатерти по-семейному. И наливает себе Николай чай из чашки в блюдечко идует в него преспокойно, чтобы остудить, и пьет его не торопясь, по-хозяйски.

— Так для чего ж я вам нужна, Николай… —Николаевич, дополняет он и молчит. Помолчал и изрек: — Нужна. Жизни мне без васнет.

Тоже наливаю чай в блюдце, прихлебываю и размышляю: ему нетжизни, ему. До чего же отличается он внешне от международного журналиста Ипполитаи до чего же внутренне похож на него! Опять только о своих нуждах и желаниях…Снова я как прилагательное к этому существительному. И скучно мне стало, испокойно, и тоскливо, и перестала меня волновать его неземная страсть.Всплеснулось было ретивое и улеглось. А может, все-таки себя проверить? Можетбыть, не отказываться от конструктивной работы с ним, а вдруг материал —благородный и не прощу себе после, что прошла мимо такого бриллианта?

Позвонил отец по телефону каким-то своим давним знакомым, отправилНиколая в общежитие какого-то завода. Ушел тот, бросив на меня косой сжигающийвзор, а назавтра встретил меня у выхода из института и проводил до дому, ипослезавтра, и послепослезавтра… Конечно, поднялся шумок на факультете поповоду этого мезальянса. Стала ловить я на себе удивленные взгляды, пошлиразные слухи. Опять оживились те, кто помнил, как точно и умело отловила якогда-то в свои сети элитного дипломата, так неужели сейчас нет у менядальновидного умысла? Все им стало ясно: Николай чудаковатый родной племянникпервого секретаря Обкома, члена ЦК, и в этом вся разгадка моей якобы глубокойтайны!

А я сама хотела ее разгадать: выспрашивала его, выпытывалавсе о нем, и душа моя становилась все ровнее. Нужна я ему была как воплощениеего мечты, для обретения такой радости, что бывает только в сказках. А моядуша, моя натура — это раз и навсегда данное ему удивительное средство длятого, чтобы сказка стала былью…

А дальше случился в полном смысле слова водевиль. Опятьсидел он вечером с нами за столом, пил чай с вареньем, держал Максимку наколенях: тянулся малыш к мужчинам. В это время раздался звонок, один, другой,третий. Мать пошла открывать дверь и вернулась очень даже растерянная: позадинее стоял Олег. Он ступил в комнату и вынул из-за спины богатый, пышный,просто-таки великолепный букет цветов, и вся комната заблагоухала.

— Вот, — протянул он мне букет и жалобно как-тоулыбнулся. — Сдаваться пришел.

Тут случилась немая сцена почти по «Ревизору» — все замерли,как сидели, а Олег стоял, протянув мне букет. Сквозь густой цветочный ароматпробился ко мне и еле слышный запах спиртного: взбодрился Олежек для храбрости,а ведь никогда прежде в дружбе с зеленым змием замечен не был.

И встает Николай и спокойно принимает у Олега из рук цветы ипо-хозяйски кладет их на стол, а потом берет его за шиворот и одновременнодругой рукой за штаны сзади и ведет к двери, приговаривая:

— Занято, приятель, забито! Привет! — и хочетОлега выставить вон. Но тот очнулся от короткого шока, повернулся и в дикойобиде, забыв напрочь об интеллигентности, врезал обидчику в глаз. Тот ответилпод-дых кулаком. Что тут началось! Я кинулась между двумя петухами, которыестремились, у друг друга до рожи, до рожи добраться, Максимка заревел, матьзакричала, отец заорал, чашки со стола посыпались, кошмар!.. Крик, шум, гам,соседи, милицейский патруль, машина с решеточкой, и я для объясненийсопровождаю в этом кузове буянов, которые и здесь стремятся до рожи добраться.Протокол: один хулиган выпивший, другой проживает без прописки; их холоднаяночевка в камере, бессонная ночь у нас дома, штрафы, сообщение руководствуЛИТМО о безобразном поведении Олега (прощай доценство!), суд над Николаем,который задрался с милиционерами, применив армейские приемы. Приговор: два годаотсидки… Последние его слова после зачтения приговора были обращены не ко мне,а к Олегу: «Выйду, я тебя, гада, достану!..»