Денис кивнул, однако пистолет не убрал, а я изложила нашуверсию. Он слушал внимательно, неотрывно глядя мне в глаза, чужие взгляды меняникогда не смущали, по-моему, я все изложила вполне искренне.

— Звучит неплохо, — согласился Денис, — ноесть нюанс. Парни, с которыми вы были, пустились в бега.

— Что ж тут удивляться? Ты видел, как твоего братцаотделали? И им, наверное, досталось. Дуракам разве докажешь, что ты возлемашины две минуты был и ушел? Вот и бегают пареньки.

— Может, оно и так, только вам придется убедить меня вэтом.

— Как это? — не поняла Люська.

— Хочу проверить, как долго вы будете придерживатьсяэтой версии.

— Мне твои выходки надоели, идиот, — грозносказала Люська и, поднявшись с дивана, пошла к Денису. — Стреляй, ковбой.

— Не подходи к нему, — заорала я, но опоздала. Неменяя позы, Денис выбросил вперед кулак, он пришелся Люське в живот, онарухнула на колени, хватая ртом воздух, лицо мгновенно посерело от боли. Денисподнялся и пошел ко мне, на ходу извлекая из кармана наручники, я решила, чтодергатъся бессмысленно, и через пару секунд оказалась прикованной к батарее.Денис вернулся к Люське, которая все еще не могла отдышаться, связал ей рукиремнем за спиной и подтянул к другой батарее. Люська пару раз все-таки смогладостать его ногой, пользы от этого не было, но моральное удовлетворениедоставило. Совершив этот подвиг, Денис прошелся по комнате, насвистываямотивчик, и извлек утюг, включил его в розетку и сел в кресло. Я стала смотретьна жизнь без оптимизма, а Люська ерзать.

— И чего это ты делать собрался? — мрачно спросилаона.

Он молчал, минут через десять взял утюг, подошел к Люське,схватил ее за волосы левой рукой, а правой поднес утюг к лицу.

— Объясняю, красавица. Сейчас я тебя так пропечатаю, скрасивой мордахой простишься навеки.

— Я ж тебя, гада, в тюрьме сгною, — ответилаЛюська.

— Возможно, но рожа твоя от этого лучше не станет.

— Козел, твою мать! — рявкнула Люська, голова еедернулась, а я заорала. Спина Дениса скрывала от меня происходящее, когда явновь увидела Люську, никаких увечий на ее лице не наблюдалось, но смотреть нанее было страшно: она дико материлась, вращала глазами, плевалась и страннопоскуливала.

— Уйди, гад, — наконец произнесла она нечточленораздельное, — подавись, гнида, чтоб тебе эти деньги костью в горлезастряли.

Я с облегчением вздохнула.

— Развяжи, — продолжала бушевать Люська.

— Нет, — покачал головой Денис, устраиваясь вкресле, — сначала ты мне все расскажешь.

Люська заревела злыми, беспомощными слезами.

— Господи, — запричитала она, — за что мнеэто? Да меня инфаркт хватит.

— В машине были деньги?

— Ага, — шмыгнула она носом, — деньги,полудурок, там двести пятьдесят «лимонов». Ты можешь представить, сколько это?

— Где они?

— На Танькиной даче зарыты, под рябинкой, в железномящике. А ты чего сидишь, как чурка? — неожиданно накинулась она на меня.

— А я тебе с самого начала говорила: оставь деньги,ничего, кроме неприятностей, от них не будет.

— Говорила, говорила. Господи, да что ж это заиздевательство такое, и не попользовались.

— Бог дал, бог взял, — философски заметила я.

— Удивляюсь я некоторым…

— Так, базар потом устроите, а сейчас поехали на дачу.

Денис отомкнул наручники, потом и Люську освободил, онасразу же заныла:

— Денис, ты ж парень неглупый, прикинь, там на всеххватит, а? Поделим.

— Я тебе что, про брата не рассказывал?

— Так придумай что-нибудь, мужик ты или нет? ВыручимСерегу, ведь такие деньги… по восемьдесят три тыщи триста тридцать три рубля,да еще с копейками. Ведь совсем неплохо, а?

— Думай, чего говоришь. Серега у них.

— Так выручим, а? Мы поможем.

— Что я, охренел совсем? Какой от вас толк?

— Ну, кое-что и мы можем. Вот Танька, к примеру,говорит, что если я на кого сяду, то непременно раздавлю.

— Заткнулась бы ты, а?

— Сумма и в самом деле значительная, — вмешаласья, — и у нас есть двое суток, что-нибудь придумаем. Мы понимаем, основнаяработа ляжет на тебя, бери сто пятьдесят, а нам сто, ну?

— Чего это ты нашими деньгами швыряешься? —зашипела Люська.

— Лучше пятьдесят, чем ничего, — огрызнулась я.

— Пусть подавится, — заревела Люська. —Грабь, сволочь, бери сто пятьдесят.

Однако любовь к брату стоила дороже. Торг продолжался вмашине по дороге на дачу, хватаясь за сердце, Люська отдавала двести, ясмирилась с судьбой и в прениях не участвовала.

На даче я пошла камин растапливать, а Люська, сунув Денисулопату, стеная и охая, пошла в сад, но сразу вернулась.

— Пойдем вместе, поддержка нужна, не пережить мнеэтого. С моими-то нервами.

Втроем мы подошли к рябинке и замерли: торчала она из земликак-то криво и подозрительно.

— Господи, — ахнула я, а Люська заскулила,пританцовывая рядом.

Денис стал копать и быстро наткнулся на металлический ящик,поднял его чересчур легко и открыл. Ящик был пуст. Лично меня это не удивило,однако я охнула, а Люська осела на землю.

— Ограбили, — взвизгнула она и тут же на менянакинулась:

— Твоя идея: зароем, зароем. Зарыли. Господи, такиеденьги из-под носа увели. Да где же справедливость на свете?

— Только не говори, что без тебя обошлось, —огрызнулась я.

Люська вдруг завращала глазами, пошла пятнами и заорала,обращаясь к Денису:

— Ах, он сволочонок, ах он… да кто бы мог подумать,ведь дурак дураком…

— Ты о чем это? — не понял Денис.

— О чем? — окончательно разъярилась Люська. —О твоем говнюке-братце, чтоб ему сдохнуть, ворюге. Охранник, его мать, бандит сбольшой дороги.

Я всерьез испугалась, что Люську хватит инфаркт.

— А он здесь при чем? — рявкнул Денис.

— Он деньги уволок.