— Господи! — вскрикиваю, сжимаясь. — Хватит! Согрелась я!

Бережно удерживает за шею, не позволяя подняться, делая вид, что придушивает.

— Я только начал, — вкрадчиво.

Закрываюсь от него крест-накрест. От этого взгляда и голоса.

Протискиваясь своими пальцами между моими, пленяет одну мою руку, следом вторую. Сжимает их в замок и отводит наверх, раскрывая меня. Рефлекторно сжимаю бедра от его раздевающего взгляда мне в глаза. Мне кажется, что ещё мгновение и… Точно, дура! Поцелует он тебя, как же. Сказал же — неинтересная я. Грубиян! Это, конечно, обижает… Но что поделать? Так ведь даже лучше?

Облизывает свои губы, тяжело сглатывая. А мне кажется, я чувствую их вкус, и они такие же солёные, как у меня.

После очередной порции избиения веником и ледяного душа, мои глаза закатываются.

— Оо… Ну что ж ты слабенькая-то такая? — стягивает меня сверху. — Иди сюда.

Оказываюсь у него на руках. Ставит на ноги. Пошатнувшись, ищу руками опору. Прижимает к себе. От соприкосновения наших практически обнажённых тел, выпадаю из реальности окончательно. Я никогда не касалась так с мужчиной. Он большой такой, рельефный… Мой взгляд скользит по линии его челюсти. И приоткрытые губы так близко опять…

Я ничего не соображаю, хватаясь за его плечи, чтобы не рухнуть. Колени совсем не держат. Делает пару шагов, увлекая меня за собой под ведёрко, висящее под потолком. И только когда он дёргает за шнур, я соображаю, что на нас сейчас снова обрушится жидкий лёд!

Вскрикивая, рефлекторно вжимаюсь в него, чтобы избежать пытки.

В его голубых глазах всё расплавленно и отражается пламя. Вода льётся по нашим телам, его губам… Я завороженно смотрю на них, плавая на грани потери сознания. И, видимо, я его теряю. А дальше меня глючит, что он прижимается своими губами к моим.

Меня кружит… Колени окончательно подкашиваются. Я словно ныряю под толщу воды, звуки отдаляются… Перед глазами точки пляшут. Подлетаю вверх!

— Ой… — с досадой. — Неправильная ты, Синичка, царевна, — слышу откуда-то издалека его приглушённый голос. — Очнуться должна была, а не в обморок грохнуться! Сказки что ли не читала….

И куда-то лечу… лечу… лечу…

************************

Свернувшись под простыней и пледом за моей спиной сопит Снегурка. Чаю глотнула и вырубилась. На лбу мокрое полотенце. Перегрелась немножко. Снегурочки, оказывается, существа не теплостойкие.

Ощущаю, как её спина прижимается ко мне сзади. Софа маленькая… Мне приятно и больно от этого уютного ощущения. Я по нему скучаю.

Нахрен я её поцеловал вообще? Спонтанно вышло! Не поймал эмоцию.

Охренительно ты целуешься, опер. Жена сбежала, Синица в обморок грохнулась. Прямо вдохновляет!

Но мне, собственно, плевать, кого там что не вдохновляет. Потому что поцелуи — это то немногое, что осталось в моей интимной реальности актуальным. Я их чувствую. А случаются они у меня ещё реже, чем сам интим. Не с каждой этого хочется. А с Синичкой — очень. Как магнитом притянуло, сообразить ничего не успел!

Когда со мной последний раз такие поцелуи случались? В школе, может…

Дочка спит на диванчике ближе к выходу. Там попрохладнее немного.

Мы с Герой продолжаем банкет вдвоём. Он периодически залипает взглядом за моей спиной.

— Что делать с ней будешь?

— Я не знаю… — чокаемся кружками с травяным чаем.

Спиртное в бане мы не уважаем.

— Если вписаться за неё не планируешь, я могу её серьёзному мужику сосватать. Выкупит.

От этой мысли меня накрывает так, что передёргивает от отвращения.

— Выкупит, конечно. А дальше что?

— Ну что? — разводит он руками. — Обижать не будет. Адекватный. Всё лучше, чем сесть ни за что при таком раскладе. А так обеспечит её. Позаботится. Ну будет же у неё мужчина всё равно, почему не он?

Потому что, мля…

— Лучше, чем надзиратели, согласись. Не пройдут же они мимо такой конфеты.

Морщась ставлю чай на стол.

— Впишусь я. Вывезти бы только эту войну. Лобов пакостный мужик.

— Со службы вылетишь.

— Может быть…

Глупо не учитывать такой расклад. Но я попробую и рыбку съесть, и косточки сдать. У меня несколько людей тротилом против Лобова заряжены.

Нет сил больше в глаза Арише смотреть. Как щенок брошенный ждёт. Через день вспоминает. А постарше станет — начнёт еще неудобнее вопросы задавать. Там дедом Морозом не отмахаешься.

Правда Снегурка только временно эту проблему решит. А в перспективе — только усугубит.

Но дальше будет видно, мне сейчас надо что-то сделать. А её мать уговаривать вернуться я не могу. Не могу и всё! Мерзко. Лучше на первой встречной жениться, чем эту обратно…

— Так и что?

— Она мне очень нужна, понимаешь?

— Для Ариши?

— Да. Пусть лучше так, чем телом за свободу платить. Я, конечно, ей звёзд с неба не сорву. Но…

— Ой, ладно, мент! Мне не рассказывай… — жадно облизывает нижнюю губу. — Про деловые и платонические отношение с юными девицами. Всё ж видно невооружённым глазом. Признай очевидное.

А вот не хочу!

— Показалось тебе, бандит.

— В зеркало на себя посмотри. У тебя ж стойка, Дан, — ржет надо мной. — Ломает!

— У меня перманентная "стойка". И каждый день ломает.

— Женщин полно, зачем обламываться, не понимаю.

Морщусь, отрицательно качая головой.

— Это из-за гипестезии твоей?

Киваю.

— Ну ты же… функционируешь? — играет бровями, стреляя взглядом пониже пояса.

— Да. Но есть свои детали.

— Дай угадаю: стимулы нужны мощнее, да, чтобы тебе по кайфу было?

— Типа того. На физиологии я далеко не уезжаю, мне эмоции подавай. Такая вот я теперь капризная скотина. Без них вообще ни кайфа, ни смысла. А эмоции зверь редкий…

— Да-а-а… И давно у тебя… "эмоций" не было?

— Очень. А всё остальное вообще не в счёт. Хоть всю ночь "упражняйся".

— И лечения нет?

— Есть. Экспериментальное. Химический электрошок, например.

— Воу! — морщится Гера.

— Ага. В Москве, профессор один занимается. Но это мне надо Аришу на месяц-два кому-то вручить и в стационар лечь. А там ещё такие побочки бывают, что трындец… Короче, как-то так.

— Нельзя ж так жить, — отрицательно качает головой.

— Видишь, живу.

— А бывшая из-за этого сбежала?