на противоположных концах спектра, но так было не всегда. Страшное и великодушное сошлись – или еще не разошлись – в мохнатом лице Пельцниколя, которого можно отличить от его брата Пельцмартла лишь по имени и времени появления. Близкими кузенами обоих были Руклаус (Грубый Клаус) и Ашенклаус (Пепельный Клаус). Все они приняли крещение с вариациями на тему имени святого, но ничего святого в них не было. Все они любили избивать детишек березовыми прутьями, за исключением Ашенклауса – епископский посох в его руке превратился в клюку, к верху которой он привязал полный пепла мешок. Этой конструкцией он и бил непослушных детей, делая их такими же пепельными, как и он сам.

Все эти «николаи» приносили подарки, а также инструменты телесных наказаний, но никогда не вкладывали орехи и яблоки нетерпеливым детям в руки; они разбрасывали дары по земле или полу, как это делал до них средневековый Пельцмартен. Возможно, это один из древнейших зимних ритуалов. В восточной Литве отец семейства разбрасывал разные виды зерна по полу крестьянского дома накануне Богоявления. Дети их собирали, а затем сортировали, чтобы понять, какой урожай в этом году взойдет лучше всех.

Сон о пруте

В старину в канун Дня святого Николая большинство детей ждало испытание посерьезнее, нежели просто угроза избиения. Прежде чем взять в руки угощение, им было необходимо почувствовать жгучую боль от березовых прутьев на пальцах. Яблоки и орехи, что приносил Пельцниколь, давно признаны знаками плодородия – как и поцелуй плети. Березовый прут, который пускали в ход в рождественское время, действовал скорее как волшебная палочка, а не инструмент причинения боли. От Англии до Австрии зимой оказывались избиты даже яблочные деревья, хотя они уж точно не сделали ничего плохого. Ударами не принуждают к подчинению, а желают долголетия, крепкого здоровья и плодовитости. В Финляндии и по сей день сочельник считается неполноценным без хорошей сауны с кустистым березовым веничком.

Иногда Пельцниколь просто разбрасывал прутья вместе с лакомствами, в то время как более скрытый святой Николай в обязательном порядке привязывал несколько веточек к подаркам, чтобы ребенок, проснувшись поутру, понял, что про него знают. В ранней протестантской Германии угощения были спрятаны в связку прутьев, которую оставлял Младенец Христос. Все эти символические веточки, вероятно, сохранились с очень похожего на Рождество римского праздника Календы, во время которого языческие римляне обменивались стренами, чтобы отметить начало Нового года в январе. В более поздние времена эти стрены приняли форму сладостей, маленьких глиняных светильников и монет с изображением двуликого бога Януса, однако изначально стрены были ветвями, срезанными в священной лавровой роще Стренуи, богини жизненной силы. Послание, которое несли как веточки, так и более существенные подарки, оставалось тем же: даритель желал, чтобы новый год принес получателю свет, тепло, доброе здоровье и вкусную пищу.

Разумеется, ничего из этого не мешало кошмарам о жуткой розге переплетаться у детей в головах с мечтами о сахарных сливах по мере приближения Дня святого Николая. Пельцниколь в конце концов ушел в тень, поэтому в местах, где не пользовались услугами Крампуса или Кнехта Рупрехта, «Руте» [31], как называют розгу по-немецки, оказалась у самого́ святого. Совершенно справедливо, что эта волшебная палочка в итоге перешла в руки святого Николая Чудотворца.

Европейские открытки викторианской эпохи ясно показывают, что розга была не чем иным, как ритуальным инструментом. Хоть иногда это и простая связка березовых прутьев, очищенных от листвы и перехваченных один-два раза у основания ивовой лозой, она также часто бывает позолочена или увешана цветными флажками, может быть толщиной с бутылочную щетку или густой, как маленькое деревце. В этом году, с приближением пятого декабря, позвольте себе вдохновиться лавочниками центральной Европы, которые украшают витрины березовыми прутьями в мишуре и крошечных белых лампочках. Сделанная правильно, Руте может даже заменить настольную рождественскую елку. И ничто так не говорит: «Я знаю, чем ты занимался, но все равно тебя люблю», как связка прутьев, усыпанных золотыми блестками и утыканная шоколадными конфетами.

Баттенмандл

Теперь мы отворачиваемся от витрин магазинов города, чтобы последовать за звоном коровьих колокольчиков в тень Берхтесгаденских Альп, где пятого декабря начинается сендакский тарарам [32]. Даже сейчас покачивающиеся человеческие фигуры в пуках соломы, известные как баттенмандлы, приходят в сумерках кануна Дня святого Николая, чтобы «удивить» односельчан. Каждый баттенмандл обвязан вокруг талии веревкой с тремя оглушительными коровьими колокольчиками – двумя маленькими, одним большим, – которых слышно за милю, так что на самом деле ничего удивительного нет.

Впереди шествуют добрый святой, ангел в белом одеянии или Младенец Христос и несколько дьяволов, одетых в меха и маски Крампуса. Хотя солома почти полностью скрывает их лица, баттенмандлы тоже носят маски. Эти ритуальные маски называют «личинами». Само немецкое слово Larve, личина, происходит от латинского larva, что означает одновременно маску и неупокоенного призрака [33].

Остановившись у первого деревенского дома, святой Николай произносит проповедь и вручает дары. И дьяволы, и соломенные чудища стараются терпеливо ждать, пока старик закончит, но некоторые не могут удержаться и вертят длинными кожаными плетками. Как только святой замолкает, они входят, хватают незамужних девушек, случайно оказавшихся поблизости, выносят их на улицу и бросают в снег.

Подсказка девушкам: несмотря на массивность, баттенмандла легко одолеть – сбейте его с ног, и он не сможет подняться. А вот убежать от наряженных в меха дьяволов уже труднее.

Дьяволы с высунутыми языками, молодые холостяки, одетые словно снопы сжатой пшеницы, размахивающие длинными хлыстами и преследующие своих подруг: трудно не заметить символы плодородия Баттенмандллауфа, что примерно переводится как «Бег таинственных людей». К счастью, на сегодняшний день эти живые пшеничные снопы все еще продолжают бег. Если вы случайно окажетесь в Берхтесгаденских Альпах вечером пятого декабря и услышите нестройный звон коровьих колокольчиков, знайте: скоро вас встретит этот шуршащий парад. Хоть и дьяволы, и Баттенмандлы благословляются святой водой перед тем, как отправиться в путь, они относятся к религии намного более древней, чем христианство. Я думаю, что старая Берхта, кому вообще принадлежат эти Альпы, наверняка довольна тем, как хорошо ее чудища сохранились.

Колокольцы Святого Николая

За исключением Черного Питера в новомодном костюме пажа, никому из этих ужасных персонажей и в голову не пришло бы выйти из дома без колокольчиков. Ношение бубенцов и других звенящих вещей является универсальным средством защиты владельца от злых или просто авантюрных духов. Есть те, кто считает медные колокольчики, пришитые к тунике сибирского шамана, предшественниками бубенцов для сбруи, которые носят олени Санты, а Пельцниколь заполняет хронологический разрыв. Если следовать этой линии, то, вероятно, следует причислить к прямым предкам Санты также брата Моисея, Аарона, чье одеяние священника было отделано маленькими золотыми колокольчиками.

Дело в том, что колокольчик легко заставить звенеть красиво и непрерывно. Он практически сам по себе создает музыку. Древним это, должно быть, казалось не чем иным, как магией, особенно если учесть, что колокола сделаны из металла – материала, который был создан в результате явно волшебного процесса. Везде, где есть колокола, они используются для защиты от невидимых и нежелательных влияний.

Поскольку эти существа носят колокольчики и не жалеют благословляющей розги, мы должны принять факт, что эти грубые и часто отвратительные чудища, выскакивающие из леса в начале зимы, вовсе не являются злом.

Мы уже были свидетелями понижения бога Вотана до призрачного охотника и наблюдали, как эльфы становятся маленькими. Могли ли служители святого Николая быть богами плодородия, низвергнутыми в христианскую эпоху? Или они происходят от свартальфаров, тех темных эльфов, о которых Снорри Стурлусон так мало говорил? Пусть они, возможно, никогда не занимали такого высокого положения, как светлые эльфы, эти темные духи, по-видимому, были незаменимы.