Я хочу, чтобы он очнулся. Хочу заглянуть в глаза цвета водорослей, прежде чем заберу его сердце и отдам матери. Я приподнимаюсь, моя рука зависает над грудью принца. Ногти уже касаются его кожи, я готова вогнать кулак глубже…

— Ваше высочество!

Я вскидываю голову. Через доки к нам несется королевская стража. Я вновь смотрю на принца, веки его трепещут, приподнимаются. Он поворачивает голову, сдвигая песок, и концентрирует взгляд. На мне. И сразу прищуривается, оценив цвет моих волос и второго глаза им в тон. Принца будто вовсе не тревожат мои ногти, впившиеся в его грудь, и не страшит грядущая смерть. Наоборот, вид у него решительный. И до странного довольный.

У меня нет времени искать тому причину. Стражники уже близко, зовут принца, приготовив ружья и мечи. Все оружие направлено на меня. Я бросаю еще один взгляд на грудь принца, на сердце, которое почти заполучила… А затем быстрее света ныряю обратно в океан и плыву прочь.

Сны мои полны крови, но не моей. Кровь всегда чужая, потому что в своих снах я бессмертен, как, похоже, и наяву. Я соткан из шрамов и воспоминаний, ни одно из которых не относится к действительности.

С момента нападения прошло два дня, и лицо сирены преследует меня по ночам. Точнее то немногое, что я о ней запомнил. Всякий раз, пытаясь освежить подробности, я вижу лишь ее глаза. Один как закат, а второй как океан, который я так люблю.

Погибель Принцев.

Очнувшись на берегу, я едва мог шевелиться, но все же мог. Мог дотянуться до кинжала на поясе и позволить впитать ее кровь. Мог ударить ее кулаком по щеке и удерживать, пока стража не приведет отца. Мог убить ее, но не убил, потому что она истинное чудо. Сирена, так долго ускользавшая от меня и наконец появившаяся. Позволившая мне узнать то, о чем поведать могут лишь немногие.

Мое чудовище нашло меня, и теперь мой черед ее искать.

— Это возмутительно!

В комнату врывается побагровевший король. Следом вплывает раздраженная мама в зеленом калазирисе. Увидев меня, она сдвигает брови.

— Никто не может мне ничего рассказать, — жалуется отец. — Какой толк от морских стражей, коли они не стерегут проклятое море?

— Дорогой. — Мама ласково касается его плеча. — Они следят за кораблями на поверхности. Не припомню, чтобы мы велели им нырять и искать сирен под водой.

— Это само собой разумеется! — Отец в ярости. — Могли бы проявить инициативу! Особенно когда их будущий король здесь. Нетрудно догадаться, что морская дрянь явится за ним.

— Радамес, — упрекает мама, — твой сын предпочел бы заботу твоему гневу.

Отец поворачивается ко мне с таким видом, будто только меня заметил, хотя комната-то моя. Я отчетливо вижу миг, когда он обращает внимание на капли пота, скользящие по моему лбу и пропитывающие простыни.

Лицо его смягчается.

— Тебе лучше? — спрашивает отец. — Могу позвать лекаря.

— Все хорошо. — Хрипотца в голосе выдает мою ложь.

— По тебе не скажешь.

Я отмахиваюсь, раздосадованный тем, что вновь чувствую себя ребенком, которому нужен папочка, чтобы защищал его от монстров.

— Вряд ли в такую рань кто-то способен выглядеть лучше. Спорим, я все еще могу добиться любой женщины при дворе?

Мама смотрит на меня предостерегающе.

— Я распущу весь отряд, — продолжает отец ровно оттуда, где прервался на мой болезненный вид. — У нас не морская стража, а жалкое подобие.

Я прислоняюсь к изголовью кровати:

— По-моему, ты слишком остро реагируешь.

— Слишком остро?! Тебя едва не убили на нашей земле средь бела дня.

Я поднимаюсь с кровати. Чуть покачиваюсь на слабых ногах, но быстро выпрямляюсь, пока никто не заметил.

— Стражи не виноваты, что не заметили ее, — говорю, поднимая с пола рубашку. — Для этого нужен наметанный глаз.

Чистая правда, хотя сомневаюсь, что отцу есть до этого дело. Кажется, он даже позабыл, что морские стражи действительно лишь высматривают вражеские корабли на поверхности и никоим образом не обязаны искать под водой дьяволов и демонов. А готовые на это безумцы нашли свой дом на «Саад».

— Наметанный, как у тебя? — насмехается отец. — Давай тогда наймем кого-нибудь из тех пройдох, с которыми ты блуждаешь по морям.

— Чудесная идея, — улыбается мама.

— Ничуть! — ворчит отец. — Я же несерьезно, Иса.

— И все же это первые твои разумные слова за последние дни.

Я ухмыляюсь и, шагнув к отцу, в утешение кладу руку на его плечо. Гнев в его глазах сменяется чем-то вроде смирения. Он не хуже меня знает, что теперь мне остается только одно: уйти. Полагаю, и злится отец в основном из-за осознания этого. Ведь Мидас — это святилище, которое он провозгласил защищенным от дьяволов, на коих я охочусь. Пристанище, куда я всегда могу вернуться, если возникнет нужда. А нынешнее нападение превратило короля в лжеца.

— Не волнуйся, сирена мне за все ответит, — обещаю я.

И только озвучив эти слова, понимаю, сколь многое в них вложил. Мой дом омрачен той же опасностью, что и вся моя жизнь, и меня это не устраивает. Сирены принадлежат морю, и эти две моих роли — принц и охотник — прежде не пересекались. Мне претит, что слились они не потому, что мне достало храбрости перестать притворяться и сказать родителям, мол, простите, я не планирую занимать трон и чувствую себя мошенником всякий раз, как возвращаюсь домой. Сказать им, как во дворце я тщательно подбираю слова и жесты, прежде чем открыть рот и пошевелиться, лишь бы не допустить ошибки и вести себя как подобает. Две мои личности объединились, потому что меня вынудила Погибель Принцев. Подтолкнула меня к тому, на что я должен был решиться сам и давным-давно.

За это я ее ненавижу.

Позже в тот же день на палубе «Саад» вокруг меня собирается команда. Двести мужчин и женщин гневно разглядывают царапину под моим глазом. Им заметна лишь эта рана, хотя под рубашкой есть и другие. Отметины от ногтей прямо над сердцем. Кусочки сирены так и остались в моей груди.

— В прошлом я не раз отдавал опасные приказы, — говорю своему экипажу. — И вы выполняли их без единой жалобы. Ну, — я ухмыляюсь, — большинство из вас.

Под насмешливыми взглядами матросов Кай гордо салютует.

— Но теперь все иначе. — Настраиваясь, я делаю глубокий вдох. — Мне нужна команда из ста добровольцев. Вообще, я приму любого, кто вызовется, но думаю, все понимают, что без некоторых из вас путешествие попросту невозможно.

Я смотрю на главного инженера, и тот молча кивает.

В глазах остальных с равной силой пылает преданность. Говорят, семью не выбирают, но именно это я провернул с каждым на борту «Саад». Я нашел почти всех, а остальные сами меня нашли. Мы выбрали друг друга, вся наша разношерстная шайка.