— Надо же, какая незадача! — разочарованнопроговорил Старыгин. — Выходит, я зря сюда прилетел!

— Не зря, — Коврайский усмехнулся. —Благодаря вам пани Катаржина вспомнила о моем существовании!

Старыгин успел перехватить взгляд, которым доктор Абстнаградила Коврайского за это замечание. Темные глаза на миг сверкнули, в нихпоявился огонек интереса, но тотчас потух, и глаза снова стали непроницаемы.

— Могу я узнать, как это случилось? —поинтересовался Дмитрий Алексеевич, оглядевшись по сторонам. — Ведь у вас,как я вижу, хорошая система сигнализации, и охрана…

— Действовали настоящие профессионалы, довольноравнодушно ответил хозяин. — А против профессионалов никакие замки иникакая сигнализация не помогут. Правда, меня удивляет — зачем людям такогоуровня понадобилось красть не слишком дорогие картины? Вряд ли их хлопотыокупились!

Старыгин промолчал.

У него было вполне сложившееся мнение на этот счет: картинаСвеневельта понадобилась злоумышленникам из-за своего размера, для того чтобысделать на ней поддельный «Дозор», а две другие, скорее всего, похитили дляотвода глаз.

Однако поделиться своей версией Дмитрий Алексеевич не мог нис Катаржиной, ни, тем более, с владельцем похищенных полотен. По крайней мере,сейчас.

За чаем разговор шел об искусстве. Хозяин выказал нешуточнуюосведомленность о последнем событии в Эрмитаже. В прессе много писали оповреждении знаменитой картины Рембрандта. Пани Катаржина тоже задавала вопросыпо существу. Старыгин ловко ушел от расставленных ловушек и перевел разговор наотвлеченную тему. Хозяин не предложил осмотреть свою галерею, мотивируя этотем, что там сейчас идет ремонт меняют сигнализацию.

Простились в холле, молчаливый человек в черном костюмевышел проводить их до машины. Напротив террасы на солнечной лужайке, на большойкруглой клумбе расцвели весенние цветы — желтые нарциссы, лиловые крокусы,что-то еще… Немолодой садовник распрямил спину и поклонился гостям. Слугу вчерном позвали из дома, пани Катаржина остановилась и заговорила с садовникомпо-чешски. Он улыбнулся и отвечал очень дружелюбно и без подобострастия.Дмитрий Алексеевич ничего не понял из их разговора, потому что говорили онибыстро и вполголоса.

Слуга вернулся, извинившись, и они продолжали путь кворотам. Старыгин удрученно молчал. След оборвался. Ему нечего будет сказатьАгнессе Игоревне сегодня вечером по телефону.

— Просто удивительно, — сказал он, вовремяспохватившись, чтобы не сопроводить слова тяжким вздохом, — при такойсильной охране и вдруг кража! Господин Коврайский, по-моему, слишком спокойновсе воспринимает… И даже не сказал, когда это случилось — не так давно, ну надоже!

— Именно об этом я сейчас говорила с садовником, —спокойно ответила Катаржина, — видите ли, это пан Воржичек, мой старинныйзнакомый. Раньше он работал садовником в замке Карлштайн, а я там подрабатывалалетом, будучи студенткой…

Старыгин снова отметил, что его спутница не сказала, какдавно это было.

— Пан Воржичек многого не знает, — продолжалаКатаржина, — но слуги болтали, что сигнализацию кто-то отключил. Причем оченьбыстро и тихо. Полицию, конечно, вызывали, но хозяин просил не поднимать шума —дескать, картины не слишком ценные, и он не хочет, чтобы его репутацияпострадала.

— Но садовник хотя бы помнит, когда этослучилось? — Старыгин не сумел скрыть досаду. —Из беседы с хозяином уменя сложилось такое впечатление, что ему все равно.

— Три месяца назад, после Нового года, — ответилапани доктор, и добавила, усмехнувшись, если вам нужна точная дата, можновыяснить в полиции.

— Стало быть, ограбил кто-то из людей приближенных,вхожих в дом? — быстро задал следующий вопрос Старыгин.

Хозяин дома показался ему весьма скользким типом, и вполневозможен такой вариант, что он сам имитировал кражу. Чтобы в случае чего,быстро откреститься — украли, мол, картину, и он понятия не имеет, где онасейчас находится.

— Код сигнализации знает всего несколькочеловек, — продолжала доктор Абст, — все они вне подозрения. Как вы,наверное, заметили, господин Коврайский — весьма оригинальная личность. Онживет очень уединенно и редко выбирается из дома. Терпеть не может шумныекомпании и яркий свет. Однако до кражи, его весьма часто навещала какая-тодама, так что даже садовник это заметил. Потом она пропала, просто исчезла. Тоесть больше он ее не видел.

— Дама? Может он знает, кто она такая? встрепенулсяСтарыгин.

Глаза Катаржины блеснули неподдельным интересом, но Старыгинэтого не заметил.

— Русская. Полная, очень белокожая блондинка, —ответила она с нескрываемым ехидством, имени и адреса своего она, к сожалению,садовнику не оставила…

Старыгин наконец сообразил прекратить расспросы, которыевыглядели по меньшей мере странно.

— Сколько раз я тебе говорила про кофе! —Алисашвырнула чашку на ковер и с удовлетворением проследила за тем, как коричневоепятно расползлось по светло-бежевой поверхности.

— Что про кофе? — испуганно переспросилагорничная.

— Что про кофе! — передразнила еехозяйка. —Не делай вид, что ты еще глупее, чем кажешься! Я тебе сто разговорила, что кофе должен быть горячим! Горячим! Ты это слово понимаешь? Или тебенужно показать его в словаре?

— Он был горячий… — робко возразила горничная.

— Так ты еще будешь со мной спорить? взвизгнула Алиса изапустила в строптивую девчонку тарелкой.

— Нет, Алиса Васильевна, — проговорила та,увернувшись. — Не буду…

— Еще раз такое повторится — и можешь считать себяуволенной!

На самом деле кофе был вполне сносный, но Лика Сарычева,большой авторитет по части отношений с прислугой, говорила, что время отвремени непременно нужно закатывать скандалы, иначе горничные распускаются исадятся хозяевам на шею. Допустить такого Алиса не хотела, поэтому решиланачать день с воспитательного скандала.

— Долго я буду ждать свой кофе? — проговорила онаумиротворенным голосом.

Горничная метнулась к двери, но прежде чем она скрылась,Алиса добавила:

— И пятно на ковре не забудь отчистить!

Алиса облегченно перевела дыхание. Все-таки воспитательнаяработа очень утомительна!

Дверь малой столовой снова распахнулась.

Алиса удивленно подумала, что горничная уже несет кофевзамен вылитого, но это была Анфиса. Остановившись, как всегда, с дебильнымвидом, она сложила руки на животе и сообщила:

— Алиса Васильевна, к вам господин Крество…Крестовоздвиженский!

С гордостью выговорив такую сложную фамилию, она застыла,как египетская мумия.