самой породы камень, из осколков которого делали необычайной остроты лезвия для бритв и лекарских дел. Дальние торговцы нечасто привозили такие поделки на торг и просили за них много дороже, чем за медь. Зеркало предназначалось для балли Бабру. Усмехаясь со всей простотой, бал Изана пересказывал речи торговцев, которые выслушал, когда торговался за зеркало.

— … большая редкость! Даже в дальней земле за полуденным морем, где в горах родится этот дивный камень, таких больших кусков находят мало, и ценятся они намного дороже, чем куча мелких обломков такого же веса. Мне это зеркало досталось случайно, а так я бы ни за что не стал платить полную цену! Нет-нет, невозможно, меня бы потом сожаления заели, сна лишили… Но повезло, привелось выручить торговца. Вылечил его, Хари помогла. И в благодарность тот скостил цену… И растолковал, за что ценят такие вещи. Очень они увеличивают жар в женах. Не смейся! Да, я тоже подумал сначала — россказни! Но нет, так и есть. Когда приблизится тот самый горячий миг, оба пусть смотрят в камень, не отводя глаз, и увидят себя как бы со стороны. Прямо как десять лет долой!

Говоря, бал Изана краем слуха поймал шорох за кожаной стеной. Похоже, его речь достигла нужного уха.

— Торговец сказывал, что в том месте за полуденным морем, где из горы выходят жилы с такими камнями, уже давным-давно поселились люди, большие искусники. Добывают этот камень, делают из него редкостные вещи и посылают на обмен во все земли, понемногу, чтобы цену не сбить. И так уже много поколений. Скота держат мало, меди не плавят, все им привозят со стороны за эти камни. И скопилось у них добра видимо-невидимо, так что пришлось построить вокруг селения каменную крепость без дверей, для сохранности. Самое ценное, что у них есть — это большие самородки такие вот прозрачные, которые они редко куда посылают, стараются хранить у себя. Через самородки они видят другой мир, могут вопрошать. В них, в самородках, вся сила и благо того народа. Этот-то маленький будет, что я принес, но, думаю, на удел Варахов в нем блага достанет.

— Так вот почему у тебя так дела идут в последние годы! А мы-то… ума приложить не могли — как да откуда? Извелись некоторые… Однако, никто из соседей не захотел согнать тех людей и взять себе гору с камнями?

— Хотели и не раз! В том и беда каменного народа. Старшины камнеробов присылают подарки и привлекают сердца вождей наших родичей — пайяпитов, обитающих на юге, а главное — сердца их жен! И вожди отправляют высокородных младших сыновей с дружинами на помощь камнеробам. Десятки поколений продолжается это. Не каждый год, нет, а изредка — но достаточно, чтобы у тех каменных людей осталось поменьше беспокойных соседей. Так и попал к нам этот обломок.

— И что же, этот твой камень — это награда кого-то из воинов, ходивших за горы?

— Теперь он твой. Я принес его тебе и твоей балли. Да, думаю, какой-то воин из южан, должно быть непростой, когда-то привез его домой, либо прислал кому-то в дар. Некоторые ведь так и остаются жить за морем, с каменным народом. Особенно, которые из семейств не слишком высокого рода.

— Даже и не знаю, бал Изана, смогу ли я принять такой подарок… Как отдариваться буду? В наших вежах редкостей не водится.

— И не думай о том! Мы же, считай, родичи. Брат твой покойный и мне в юности братом стал — ты знаешь, конечно. Я для него приготовил эту вещицу — в благодарность за его молот, тот, спасительный, давнишний. Теперь ты — его наследник, и подарок — тебе. Так что никаких отдариваний и не поминай, сделай милость!

— Так-то оно так… — Бабру отставил чашку с брагой и в нерешительности поглядел на стенку — нет, пожалуй, не смогу принять вот так просто. У тебя с братом были свои дела, а со мной пусть будут свои, отдельные. Подумаю, посоветуюсь с семейством, посмотрим, что мы сможем собрать в ответ. Покажу им твою вещицу, объясню им все, если изволишь оставить ее на пару дней у меня.

Бал Изана, видя, что наживка проглочена, решил подсекать.

— Конечно, оставлю. О, прямо сейчас мысль была мне послана! Скажи-ка, бал Варах, Рохиты, поди, недовольны тем, как у вас решено насчет Лисы? Она же их крови. Присылали к тебе, наверное?

— К чему ты ведешь, брат Изана? — Бабру Варах напрягся, благодушие слетело с него — что тебе до того?

— Мне-то ничего до того. А только с Рохитами ссориться никому не разумно. Может быть, ты захочешь отдать Лису как бы в обмен на камень? А я отведу ее к Рохитам, к родне. Завтра на тризне я покажу вождям, гурам и всему народу этот камень, да расскажу про него так, чтоб заслушались! А через день станет известно, что ты ради блага своего рода выменял камень на Лису. Все тебя поймут, никто не осудит. Ты останешься в друзьях у Рохитов, а это дорогого стоит. И я тоже. И камень при тебе. Конечно, надо будет заранее обсудить все с Бал Баллу и получить его согласие…

День четырнадцатый. Середина осени

В полдень девятого дня тризны костры, горевшие все эти дни возле могилы бал Вараха, были потушены, и несколько гуров вместе с наследником покойного вошли в домовину. Через недолгое время они появились перед народом, чтобы сообщить, что Вышние не услышали просьбу людей. Вздох разочарования пронесся над собранием, сменившись общим говором и суетой. Началась подготовка ко вторым похоронам. Балли Лиса Варах, стоявшая вместе с гурами и Бал Баллу, оперлась на сына, который вдруг весь стал красен. Ее лицо, оттененное волосами цвета красного солнца, побелело, губы скривились. Почтенные гуры, бывшие рядом, сразу же подошли, подали успокоительное питьё и подставили сиденье, чтобы балли могла отдохнуть и прийти в себя. Через недолгое время она успокоилась и порозовела, но как-то обмякла и не могла связно отвечать гурам, склонившимся над ней. Ее сын сел рядом, опустив плечи и глядя в землю. Вскоре их обоих увели в вежу.

Бал Изана смотрел на это издалека. Волосы на его руках встали дыбом. Горечь в сердце сменилась, было, красной яростью, но он совладал с ней, и ярость обернулась змеёй, холодной и расчетливой. Бал Изана весь день перед тем злился на себя за недостаток красноречия и за то, что Бабру Варах не принял предложения и возвратил каменное зеркало