С Ней и раньше бывало нечто похожее, например, когда Она плакала, то шла к девушке секретарю, чтобы поделиться. Я решил, что если произойдет нечто подобное, то нужно бить тревогу. Мы встали с места, не сговариваясь, одновременно и замешкались в проходе. От Ее близости зашумело в ушах, я потерял бдительность и ретировался в уборную. Я совсем не подумал, куда Она могла пойти. А ведь, как выяснилось после, Она пошла именно к секретарскому столу, но не дошла до него пару шагов. Когда я вышел, то уже увидел ужасную картину: Она лежит в руках начальника и почему-то не реагирует на творящийся вокруг Нее хаос. Я вижу, как начальник держит Ее и потряхивает, пытаясь привести в чувства, но ничего не выходит. Как обычно в ситуациях, когда чувства захлестывали меня, слова не подчинялись разуму и приличиям и я практически заорал, чтобы он убрал от Нее свои руки. Хаос на секунду развеялся, я взял стоявшую на ближайшем ко мне столе воду и выплеснул Ей на лицо. Цвет жизни как будто бы сразу вернулся, и Она сделала попытку двинуться самостоятельно, но руки и голова не слушались Ее. Я произносил на всех языках поочередно слово "скорая", пока наконец не услышал, что она приехала и не внес Ее внутрь машины. Я нес какую-то околесицу, что знаю Ее мужа, и должен позвонить. Видимо, действия мои были так точны в полном сумбуре, что охваченные паникой коллеги не возражали моему отбытию.

В больнице я встретил Ее мужа, не расстроенного, а озадаченного. Как выяснилось, он с недавних пор тоже работал в офисе этажом ниже! А узнал о случившемся чуть ли не позже всех. Для благодарности он надел приветливую маску, а затем залип в телефоне. С Ней все было хорошо, что-то по-женски, и наложилась общая усталость и истощение. Да как же ты можешь гонять шары в телефоне, когда Ее уже не держат ноги? Тебе доверили Ее, а ты все упустил. Позволил Ей тянуться к другим, чтобы Она сама того не осознавая, просила помощи с завязанным ртом. Если бы Она была с тобой счастлива, ничего бы не случилось, ни с Ней, ни со мной. Мне попытаться простить за это или быть благодарным?

Такси

Она вышла с больничного раньше положенного срока. При первой же возможности, когда Мы остались одни в нашем крыле офиса, Она поблагодарила меня. Глаза Ее сияли и даже бросали влажный отблеск. Она обняла меня. Объятие — рабочее, дежурное, легкое, без плотного касания, как будто начинаешь обнимать, а потом сдаешь назад. Я думал о Ней, о Ее самочувствии. Все эти слова и объятия, которые раньше потешили бы мое тщеславие и отправлялись бы на стену почета и трофеев, которые я потом пересматривал бы перед сном, были не важны. Я просто прожил это, хотя глаза предательски защипало.

А дальше день пошел по привычному графику с одним лишь изменением, что я стал замечать на себе больше взглядов даже от тех коллег, которые ранее не обращали на меня внимание вовсе. Обрывки разговоров на кухне, доносящиеся до меня подсказывали мне, что связано это с более активным моим участием в Ее судьбе, чем предполагалось. Но так как переживал я всерьез и более за то, как Она, чем за то, что скажут они, не придавал этому особого значения. Заряд агрессивной энергии, направленной на Ее защиту, этот инстинкт, который развился во мне незаконно, напрасно и без оправданий привел к неожиданным необратимым последствиям.

Она подошла ко мне и спросила о готовности графика, о котором просил заказчик. Как выяснилось, несмотря на нестабильное самочувствие, Ей поставили задачу ехать и нарочно отвозить подготовленные документы. Я выразил свой гнев матом и яростным дыханием, прикрыв его опасением, что выделенного времени на подготовку слишком мало, нажимая при этом кнопку "сохранить" в готовом графике. Я попросил у Нее еще десять минут, чтобы выбрать тактику, и Она, конечно же, благодарная за мою заботу о Ней, готова была дать мне все тридцать, а то и сорок минут, и даже защитит меня перед начальником, если потребуется. Всего лишь десять минут, чтобы принять решение, как Ее спасти. График я все-таки отправил, чтобы не мешать Ее работе, потому как знаю, насколько Она переживает. Она сообщила всем, что такси уже приехало. Пара резких движений, насколько хватало Ей резкости в Ее состоянии, и силуэт Ее замелькал между стеклянных дверей.

У меня во рту еще был вкус выкуренной пять минут назад сигареты, но я срываюсь с места, как будто кто-то поставил меня на повтор. Я лечу вниз, перескакивая несколько ступеней, и вижу, как пола ее плаща прячется за дверью желтого такси. Я машу рукой недоумевающему водителю и открываю дверь, которая осмелилась скрыть Ее от меня. Ее глаза, как и ожидалось, округляются, Она смотрит на меня так же, как и в первую, и во вторую ночь в офисе. Для меня так много значит этот взгляд. И я целую ее.