– Сатанизм, – объяснил Холмс, – реакция на христианство,извращенная ересь, которая объектом поклонения делает дьявола и его философию,отрицающую все христианские добродетели. До пришествия Христа существовалидругие религии, одна из которых главенствовала в древнем мире. Вы слышаличто-нибудь об Элевсинских мистериях?

– Но это же была философия духовного просветления! –возразил я. – И конечно, многие из первых христиан могли оставаться преданыклятвам, данным в Элевсине?

– Верно, – согласился Холмс, – и глашатаи призывалиприобщиться к элевсинским тайнам людей, только чистых сердцем и деяниями. ВЭлевсин приезжал и Нерон, желавший принять обряд посвящения, но не решился.Утверждали, что те люди, которые по своим душевным качествам не соответствовалиэтой религии, во время посвящения сходили с ума.

– А в чем состоял обряд посвящения, мистер Холмс? – спросилДжей.

– Его сопровождало клятвенное обещание хранить ритуал встрожайшей тайне, и мы не знаем все в точности, но кое-что известно. Например,существовал Зодиак из тринадцати домов, основанный на месячных циклах луны, иему поклонялись гораздо чаще, чем солнечному зодиакальному циклу из двенадцати.

– Но что общего имеют эти зодиакальные циклы и поклонениебогине Деметре в Элевсине с той преступной деятельностью, которой занимаетсяДрю?

– Почитание Деметры – богини-матери, богини жизни иплодородия – было основой элевсинского культа, – объяснил Холмс. – Ее аналогможно найти во всех пантеонах древнего мира. Это культ Ану; она же Изида, онаже Диана. Она была Великой Матерью. На развалинах ее святилища в Лондонехристиане построили храм мученика Магнуса. Но она была не только богиней жизнии плодородия, а также богиней смерти. Она – Геката, она кельтская богиняСеридвен, Кайлея у гэлов, богиня Хэг с семью мужьями. В Ирландии ее называютМорриган – богиней войны, от которой зависят судьбы воинов и которая носитсянад полем битвы на своих обагренных кровью вороньих крыльях.

На какое-то время Холмс замолчал, а затем продолжил:

– Но с распространением христианства культ Великой Материпостепенно ушел в тень. Со временем в нем окрепла и стала определяющей темнаясторона. Он стал культом смерти и власти, проклятия и зла, и когда-то веселый ирадостный праздник плодородия превратился в маниакальное действо с извращеннымиформами эротизма.

Холмс взял со стола остаток белого пера.

– Голубка, – сказал он, – была когда-то в Элевсине священнымсимволом света, мира и любви. Но что мы наблюдаем в Уэйлс-Корте: эти людисжигают голубок заживо в железных клетках. 30 апреля, накануне старогопраздника плодородия богини Белтаны, Дрю собрал их и приобщил к постыднымритуальным беснованиям, которые вызвали в них самые низменные инстинкты.

– Не понимаю, как он мог использовать для этого обыкновенныепьяные оргии, которые в обычае у богатых, – заметил полковник.

– Вы должны понять, что Дрю хорошо знаком с некоторыминеобычными философскими учениями и таинственными религиями, с драматическими,насильственными и эротическими ритуалами. В Лондоне полно богатых молодыхмужчин и женщин, которым наскучила светская жизнь. Они читают Гюисманса и хотяттаких же возбуждающих забав, которые он описывает. Рано или поздно они сводятзнакомство с Дрю. Притворяясь ученым или даже служителем древнего культа, онзаманивает их в свои сети, оставляя метки на их душах, что делает молодых людейпослушной добычей.

– Но каким же образом? – спросил полковник.

– Секрет низменного и подлого дела Дрю заключается вот вэтом, – ответил Холмс и взял со стола два фантика.

– Наркотики? – высказал я предположение.

– Нет, хотя кое-какие наркотики он и использует. Но эти порошкипроще по химическому составу.

Он развернул фантики, высыпал их содержимое в пепельницу иподнес горящий конец сигары к серебристой поблескивающей пудре. В пепельницевспыхнуло белое пламя, ярко осветив всю комнату, что заставило нас всех резкоотпрянуть.

– Магниевый порошок! – воскликнул полковник Харден. – У негона службе состоит фотограф!

– Совершенно точно, полковник. Магниевая смесь, используемаяфотографами для вспышки. У меня почти не было сомнений уже тогда, когдаинспектор Стаббингтон нашел этот порошок, и когда были обнаружены следы треногив спальне.

– Шантаж фотографиями! – воскликнул инспектор. – Ах, грязныйнегодяй!

– И жертвы Дрю, – заметил Холмс, – именно поэтому никогда нежалуются. Они скорее пойдут на банкротство и даже смерть, нежели рискнут тем,чтобы Дрю обнародовал подобные фотографии.

– Но какое дело этому грязному шантажисту до меня и моейсемьи? Мои дети еще слишком малы и не имеют доступа к моим деньгам. Несходится, – возразил полковник.

Шерлок Холмс встал и открыл окно, чтобы свежий воздухрассеял сигарный дым, повернулся и оперся о подоконник, его высокая фигураказалась темным пятном на солнечном свету.

– Если вы и ваши близкие рассматривались бы как очередныежертвы, тогда бы вы получили хитроумно замаскированные приглашения на одно избольших сборищ Дрю, но вы таковых не получили. На вашу долю достались толькоугрозы, которые шли по возрастающей и закончились похищением вашего сына. Дрюне рассматривает вас как потенциальную жертву, полковник Харден, но по какой-топричине вы стали представлять для него очень существенную угрозу.

Несколько минут полковник жевал сигару, и лицо его поминутноменяло выражение.

– Послушайте, – сказал он наконец, – мы уже говорили с вамиоб этом, мистер Холмс. Я никоим образом не могу представлять угрозу длякого-нибудь в Англии, если не считать этого отвратительного шантажиста Дрю. Новы проделали такую большую работу. Вы не ошиблись в своих предположенияхотносительно Джея и, очевидно, правы насчет того, что происходит в этом доме.Вы можете мне сказать…

– Нет, – перебил его Холмс, – если вы собираетесь спросить,почему представляете угрозу для Дрю или по крайней мере почему он так считает,то я вам ответить на этот вопрос не могу и, наверное, никогда не смогу.

– Но послушайте, – сказал Харден, – я испытываю к вамчувство восхищения, мистер Холмс, с тех пор, как увидел вас за работой, но я неочень люблю получать отказы, И если все дело в гонораре…

Холмс остановил его, подняв руку.