Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Серегина задержали на работе, он находится у нас в кабинете, — доложил сыщик и поинтересовался: — Вас можно поздравить? Дежурный рассказал, что обнаружен труп Слепнева.
— Можешь, можешь, — устало ответил ему Журавлев. — И деньги нашли с убийства Большаковой.
— Вот это отлично! — обрадовался опер. — А то этот сидит и изображает из себя невиновного. Требует прокурора, адвоката… Короче, качает права.
— Я ему покачаю, — процедил сквозь зубы Журавлев и кивнул Макарову. — Пойдем, быстро расколем этого ублюдка. Некогда с ним валандаться, чувствую себя неважно, надо пойти домой, прилечь.
— Костя, может быть, мы сами его разоблачим до конца, а ты иди домой и отдохни, — предложил Макаров. — Тут осталось поднапрячься всего-то чуточку, необходимые доказательства у нас на руках.
— Нет, я должен знать, как все произошло, — отказался Журавлев. — Дочери погибшей надо как-то сообщить об этом, а то она даже не подозревает, что к убийству матери причастен их близкий родственник. Эх, не думала, не гадала Агния Петровна, что племянник таким образом отблагодарит за добро!
Прежде чем зайти в кабинет, где находился задержанный Серегин, он поинтересовался у Комкова:
— Надеюсь, он не знает еще, что мы нашли труп Слепнева?
— Нет, никто ему об этом не говорил.
— Превосходно! Сейчас ошарашим его «отличной» новостью!
Как и предполагалось, Серегин, узнав, какие улики против него собраны, немного подумал и попросил лист бумаги:
— Я хочу во всем признаться и сделать заявление. В содеянном раскаиваюсь и готов понести заслуженное наказание…
— Погоди с заявлениями, — жестко прервал его Журавлев. — Сначала расскажи нам, как все происходило, а потом мы решим, брать ли у тебя это заявление. Надеешься, что явка с повинной тебя спасет? Нетушки! Ты можешь спасти себя от расстрела только чистосердечным признанием вины и помощью следствию. Итак, мы тебя слушаем.
— Ну, тогда слушайте, — тяжело вздохнул задержанный и начал свою исповедь: — Освободился в девяностом году. К тому времени мамы уже не было в живых, у нас дома жила дальняя родственница Анфиса, которая присматривала за ней перед смертью. Мы стали сожительствовать. Работы не было, перебивались случайными заработками, я стал пить. Тут родная тетя устроила меня на эту базу грузчиком. Работа мне понравилась, зарплату в основном давали продуктами, но иногда давали и деньги. В общем на жизнь хватало, да и Анфиса устроилась в тубдиспансере уборщицей. Однажды я узнал, что уазики стали продавать частным лицам и загорелся идеей купить себе такую машину. Как-то раз, ремонтируя «Москвич» своего знакомого Слепнева, которого через тетю я устроил грузчиком на эту же базу, рассказал ему о своей мечте купить уазик. Он только посмеялся, сказав, что таких денег мне не собрать за всю жизнь. Это меня, конечно, огорчило, но я свою мечту не оставил и подумывал, где раздобыть деньги. И однажды меня осенило. Я решил ограбить магазин при базе. В магазине работают три продавщицы, в том числе моя тетя, двое из которых молодые и сильные, могли оказать сопротивление, поэтому выбор пал на мою родственницу, в ограблении которой никто бы меня даже и не подумал заподозрить. Я не планировал ее убивать, а просто хотел связать и забрать деньги. Но для этого мне нужен был помощник. Немного поразмыслив, я решил взять к себе в компаньоны Слепнева, поскольку он тоже нуждался в деньгах — мечтал о «Жигулях». Однажды в разговоре за бутылкой водки в его гараже я выложил свой план. По нему Слепнев в маске первым заходит в магазин, связывает тетю и надевает на ее голову целлофановый пакет, чтобы она не опознала меня. Следом захожу я, и мы вскрываем два сейфа, забираем деньги и уходим. Но в реальности все пошло не так. Слепнев связал тетю и позвал меня. Мы стали вскрывать сейфы, тут я почувствовал, что на меня кто-то смотрит. Оглянулся и увидел тетю, которая, лежа на полу, смотрела на меня — пакет слетел с ее головы. Она ничего не говорила, а молча смотрела на меня, может быть, была в обморочном состоянии, а, может быть, и не видела меня… Одним словом, я подошел к ней, вновь надел на голову пакет и несколько раз ударил ее ножом в грудь…
Тут задержанный стал плакать, размазывая слезы по щетинистым щекам и ругать своего подельника:
— Этот идиот не смог хорошо закрепить пакет на голове у тети! Если бы не это, она была бы жива!
— Давай, продолжай, — приказал ему Журавлев. — Поздно раскаиваться.
Судорожно вздохнув, задержанный продолжил свой рассказ:
— Вскрыли два сейфа и, взяв деньги, уехали на «Москвиче» Слепнева. Время было десять вечера, мы поехали на берег реки и посчитали деньги — их оказалось шестьсот семьдесят тысяч. Слепнев предложил сразу же поделить их поровну, но я сказал повременить с этим, подождать, пока все уляжется и дал ему двадцать тысяч. Часа через два мы вернулись на базу и издалека наблюдали, пока не приехали грузчики, следом приехали и мы. Там я и «обнаружил» свою тетю. У меня и у нескольких работников базы сразу сняли отпечатки пальцев, но я был спокоен, так как работал в перчатках. Когда утром милиционеры объявили, что на следующий день будут снимать пальцы поголовно у всех, я забеспокоился. Еще тогда, когда считали деньги сразу после ограбления, я предъявлял претензии Слепневу, что он работал без перчаток, хотя мы договорились, что он их оденет. Я знал, что милиционеры нашли много отпечатков пальцев и на сейфах, и на пакете, а их мог оставить только Слепнев, поэтому был очень зол на своего подельника: из-за него вынужден был пойти на убийство, из-за него же могли нас по пальцам вычислить милиционеры. Поэтому решил от него избавиться, то есть убить. Единственным удобным местом для убийства являлся мой дом. В случае, если бы я убил его на улице или в гараже, с него бы с мертвого сняли отпечатки пальцев и установили, что он был на убийстве моей тети, и, соответственно, сразу бы вышли на меня. Мне надо было сделать так, чтобы труп никто не смог найти. Только таким образом я мог спасти себя.
— Мог бы отрезать только руки, — с иронией усмехнулся Макаров. — Делов-то куча — убил на улице, забрал руки. Зачем все тело прятать?
— В этом случае все равно вышли бы на меня, ведь в ночь убийства мы были вместе… При любом раскладе я бы попал под подозрение, но без трупа Слепнева