отказался от старых преданий, считая область Римского дуката и Равенну своей собственностью по праву. Новая династия франкских королей усвоила от старой тот несчастный престолонаследный порядок, который опять повел к разделению государства; скоро братья, разделившие между собой власть, вступили в непримиримую ссору. Мать их, знаменитая Берта (Бертрада), намерена была помирить их браком и хотела женить на дочерях лангобардского короля Дезидерия. Папа, не желавший этого брака по весьма понятным причинам, старался всеми силами отклонить намерение и даже писал по этому поводу послание, надеясь возбудить отвращение Карла и Карломана к лангобардскому королю и народу. «С сожалением узнали мы, – пишет он, – что вы намерены вступить в этот брак. Священное Писание представляет нам много примеров, что вследствие подобных браков народы Божии отступали от правды и совершали преступления». Он прямо называет даже безумием, что сын православного Пипина хочет вступить в подобный союз и «осквернить себя сношениями с отвратительным и вонючим народом лангобардским», который «даже не может быть назван народом». От них, по мнению папы, несомненно происходят прокаженные; вообще, он находит достаточно грубых слов, чтобы возбудить ненависть и омерзение Карла.1 Послание, однако, не достигло цели. Брак был заключен, хотя и ненадолго, потому что жена не понравилась Карлу и он отослал ее обратно к отцу. Союз, которого так опасался папа, рушился сам собой; Карл отдалился от лангобардов, и старые отношения с Римом восстановились. С этих пор Карл с полной решительностью шел по пути, указанному прежним развитием. В это время умер Карломан (771 год), и Карл был провозглашен в Лаоне единственным королем, а детей Карломана устранили от наследства. Они искали убежища у Дезидерия и просили защиты у папы. Но очевидно, что папа не пошел против Карла и не защитил обиженных наследников; пребывание же их у Дезидерия возбудило неудовольствие Карла. Что ни делал Дезидерий, чтобы отдалить папу от франкского короля, папа Адриан (преемник Стефана III) остается непоколебим и тверд как диамант. Он не колебался и тогда, когда Дезидерий с войском вторгся в Римскую область и осадил Рим, овладев предварительно большей частью городов, подаренных Пипином. Понятно, что папа обратился за помощью туда, куда уже несколько раз обращались блюстители престола св. Петра: просьба папы о помощи застала Карла в 773 году у саксов; после некоторых попыток к восстановлению в Италии мира он должен был последовать призыву папы. Альпийские проходы были дурно защищаемы, и без значительного сопротивления Карл проник в Лангобардскую долину; Дезидерий не решился сопротивляться в открытом поле, но ограничился защитой городов, которые Карлу приходилось брать один за другим. Когда франкское войско было занято затянувшейся на всю зиму осадой Павии, Карл отправился на Пасху в Рим в 774 году, чтобы присутствовать там в звании патриция римского и лично возобновить союз с папой. Он был принят со всеми почестями, какие обычны при приеме экзарха римского императора. У церкви св. Петра встретил его папа; при пении «благословен грядый во имя Господне» пошли они к мощам св. Петра, потом отпраздновали день Св. Пасхи с великим великолепием, и после него Карл подтвердил дар своего отца.[122]

Карл объявил, что не ради золота или серебра, земли или людей он предпринимает поход против лангобардов, но для защиты прав св. Петра и возвышения Римской церкви. Но, однако, когда папа предъявил притязания на все лангобардские владения (обещание, когда-то не исполненное Пипином), то он обманулся. Когда после долгой осады Павия пала, а Дезидерий сдался в руки врагов, Карл сам для себя потребовал присяги народа и с тех пор назывался уже королем Франкским и Лангобардским. Погруженный в итальянские дела, Карл не забывал и других вопросов, других дел, возникавших из его обширных завоевательных стремлений. Могущество его возрастало; на далеком Востоке завязались у него сношения с Гарун-аль-Рашидом, на Юге подчинена была часть Испании, несмотря на несчастное дело франкского арьергарда в Ронсевальском ущелье;[123] на Севере деятельно продолжалось подчинение саксов.3 Ближайшая задача состояла в покорении Баварии, разделявшей швабские и итальянские земли.

В народном собрании в Компьене в 757 году герцог Баварский Тассилон принес королю Пипину вассальную присягу, но в 768 году возмутился и стал снова независим, так что в 771 году Карл должен был вести с ним переговоры, как с самостоятельным владетелем. Бавария в то время представляла цветущее и сильное государство со своим законодательством и своей церковью. Власть герцога была сильна и совершенно независима от франкского короля. Карл решился возобновить прежнюю зависимость, опираясь на первый раз на авторитет папы; послы папы Адриана принудили Тассилона явиться к Карлу в Вормс, признать свою зависимость и выдать заложников. В 787 году Карл своими войсками поддержал авторитет папы: он с трех сторон двинулся на Баварию и заставил Тассилона уже вполне подчиниться, признав себя подданным короля; именно, он должен был формально отказаться от герцогства, чтобы снова получить уже как ленное владение и допустить, чтобы народ присягнул Карлу как королю. Но Карлу и этого было мало; на следующий год герцога позвали в Ингельгейм (Ingelenheim) ко двору короля, там на него возвели обвинение в измене и постригли в монахи. На место племенного герцога Бавария получила королевских чиновников – графов и вошла в состав франкского королевства. Но законы и обычаи остались неприкосновенными; произошло присоединение, а не насильственное подчинение герцогства королевству; баварец стоял наравне с франком и мог принимать, как и франк, участие в делах своего государства. Бавария издревле представляла оплот против беспокойных восточных соседей – аваров и славян, теперь – оплот стал еще сильнее; в самом же Франкском королевстве усилился чисто германский элемент. Соседние германские земли – Тюрингия, Гессен, аламаннов – покорены, остались только саксы, против которых франкские короли выступали и раньше Карла.

Борьба же, начавшаяся при Карле с 772 года и принявшая в 774–785 годах завоевательный характер, продолжалась около тридцати лет.4 Упорство, с которым защищались саксы, вряд ли стоит приписывать их выдающейся перед другими германскими племенами храбрости; они, как и фризы, жили в иных условиях, чем другие, более западные племена, они ближе стояли к первоначальной германской жизни. Саксы, собственно, не составляли государства. Мы имеем известие, что у них было ежегодное собрание из представителей всех племен; но в течение всей этой тридцатилетней борьбы, при договорах и заключении мира собрание ни разу не упоминается; выходит, если и существовало такое собрание, то оно, по крайней мере, не носило на себе характер политический. Земля саксов, недалеко не доходя до середины течения Рейна,