ВИОgsn. Или, если выражаться человеческим языком, вирус шимпанзе содержит генетический материал вируса красноголового мангабея и вируса большой белоносой мартышки. Как так получилось? Благодаря рекомбинации – генетическому смешению. Шимпанзе, зараженный обоими мартышечьими вирусами, послужил «пробиркой», в которой два вируса обменялись генами. А когда это произошло? Возможно, всего несколько веков, а не тысячи или десятки тысяч лет назад.

Как один-единственный шимпанзе заразился сразу двумя вирусами мартышек? Скорее всего, через хищническое поедание, или, может быть, комбинированным способом: одну мартышку он съел, а второй вирус получил половым путем от другого шимпанзе. А потом два вируса при репликации случайно обменялись генами. Шимпанзе – всеядные животные и иногда лакомятся мясом. Они убивают мартышек, разрывают их на части, дерутся за лакомые кусочки или, наоборот, делятся ими друг с другом, а потом едят красное, сырое мясо. Это случается нечасто – только если есть возможность и желание. Подобные события наверняка приводят к контакту крови с кровью. Шимпанзе не пользуются мачете, но и без оружия у них бывают ранки и на руках, и во рту. Окровавленное мясо плюс открытая рана равно контакту с вирусом. Ноттигнемская группа, по сути, предложила еще одну версию «гипотезы раненого охотника» – только в данном случае «раненым охотником» был шимпанзе.

103

Итак, появление ВИОcpz – сравнительно недавнее событие. У этого вируса нет никаких древних ассоциаций с шимпанзе. А сейчас, судя по данным исследования, опубликованного в 2009 г., вторая часть нашей двухчастной гипотезы тоже сомнительна. Вирус не так и безвреден для своих носителей-шимпанзе. Данные, полученные от шимпанзе из Гомбе – популяции, которую столько лет изучала Джейн Гудолл, колонии, известной и любимой во всем мире, – говорят о том, что ВИОcpz вызывает обезьяний СПИД.

Я уже говорил, что первого ВИО-положительного дикого шимпанзе нашли именно в Гомбе. Но тогда я умолчал, что ВИО-положительный статус у шимпанзе в Гомбе сильно коррелирует с ухудшением здоровья и ранней смертью. Это открытие тоже сделали Беатрис Хан и ее группа.

Обнаружив ВИОcpz у шимпанзе в неволе, Хан решила поискать вирус в дикой природе. Но она и ее команда молодых молекулярных биологов мало что знали о сборе образцов у шимпанзе в африканских лесах. Что надо делать – идти в лес и подстреливать обезьяну транквилизатором? Вырубить ее кетамином, взять кровь, потом разбудить и отправить восвояси? (Именно для такой работы с гориллами экипировался Билли Кареш во время наших восьмидневных посиделок в Моба-Баи в Республике Конго. Но протоколы для хорошо изученных и привычных к людям популяций шимпанзе несколько иные.) «Господи, нет!» – воскликнули полевые приматологи; их привела в ужас сама мысль о таком насилии в отношении их чувствительных, доверчивых питомцев. Для Хан это был совершенно новый мир, с новым набором предосторожностей и методов, и она быстро к нему адаптировалась. На научной конференции, где вместе собрались исследователи приматов и вирусологи, она познакомилась с Ричардом Рэнгемом из Гарварда, знаменитым своими работами по бихевиоральной экологии и эволюции человекообразных обезьян. Рэнгем много лет руководил исследованиями шимпанзе в национальном парке Кибале на западе Уганды; а до этого, четыре десятилетия тому назад он работал над собственной кандидатской диссертацией в Гомбе. Он с энтузиазмом отнесся к идее Хан взять анализы у диких шимпанзе, и именно Рэнгему, по ее воспоминаниям, «удалось убедить Джейн [Гудолл], что с нами можно работать». Но до того, как начать работу в Гомбе, они посетили Кибале, место работы самого Рэнгема. Важнейшую помощь оказал им один из аспирантов Рэнгема, Мартин Мюллер, который в 1998 г. собрал коллекцию образцов мочи для изучения тестостерона, агрессии и стресса. Марио Сантьяго из лаборатории Хан сделал инструменты, необходимые, чтобы найти антитела к ВИОcpz в нескольких миллилитрах мочи, а Мартин Мюллер выдал ему несколько замороженных образцов из своей коллекции в Кибале. Чтобы подробнее узнать об этой части истории, я поехал в Альбукерке и поговорил с самим Мюллером, в то время – доцентом антропологии в Университете Нью-Мексико.

Все образцы в Кибале дали отрицательный анализ на ВИО.

– Мы были немного разочарованы, – вспоминал Мюллер. – Все потому, что тогда считалось, что этот вирус не оказывает никакого отрицательного воздействия на обезьян.

Впрочем, в то время он как раз получил кое-какие интересные результаты в своем исследовании гормонов и хотел расширить набор данных. Они с Рэнгемом согласились, что будет интересно для сравнения взять образцы в нескольких других популяциях шимпанзе. В августе 2000 г. Мюллер поехал в Гомбе, нагруженный бутылочками для сбора мочи и громоздкими приспособлениями, необходимыми для их заморозки. Он пробыл там всего пару недель, обучая помощников-танзанийцев собирать образцы, чтобы они могли продолжить работу и без него, и забрал несколько образцов с собой. Вернувшись в США, он написал Беатрис Хан и спросил, не нужны ли ей шесть пробирок с замороженной мочой из Гомбе; она ответила: «ДА, ДА, ДА». Он отправил их с кодами на пробирках – стандартная процедура, – так что Хан не знала, какая моча кому принадлежит. Два образца из шести дали положительный анализ на антитела к ВИО. После этого Мюллер сообщил ей, что оба образца принадлежат шимпанзе по имени Гимбл, 23-летнему самцу.

Гимбл был хорошо известным членом одного из знаменитых семейств в Гомбе; его мать – Мелисса, успешная матрона, а среди его братьев был Гоблин, который, в конце концов, стал альфа-самцом всей стаи и дожил до сорока лет. Жизнь и карьера Гимбла оказались совсем другими – и куда короче.

Получив результаты анализов Гимбла, Беатрис Хан вскоре написала длинное электронное письмо Джейн Гудолл, в котором объясняла контекст и возможные последствия. Сама Гудолл была этологом (кандидатскую диссертацию она защищала в Кембридже), а не молекулярным биологом, так что анализ вестерн-блот для нее был таким же темным лесом, как сбор образцов в полевых условиях – для Хан. Работа Гудолл с шимпанзе началась еще в июле 1960 г., в парке на восточном берегу озера Танганьика, который тогда назывался заповедником Гомбе-Стрим, а позже превратился в национальный парк Гомбе. Она открыла исследовательский центр Гомбе-Стрим в 1965 г.; он базировался в маленьком бетонном здании недалеко от озера. Ее исследование шимпанзе, живущих в лесу на склоне холма, продлилось двадцать один год. В 1986 г. Гудолл издала внушительный научный опус «Шимпанзе в природе: поведение», а потом закончила активную карьеру ученого, потому что пришла в ужас от того, как с шимпанзе обращаются в медицинских лабораториях и вообще в неволе по всему миру, и решила, что просто обязана стать активисткой. Изучение шимпанзе в Гомбе продолжилось дальше и без