Ирина Букринская

Однажды я получила привет и утешение от отца Александра в день его рождения. Я уже работала в любимой Пироговке и поэтому не смогла поехать 22 января в Новую Деревню. Я была очень расстроена этим и после уроков, грустная, шла по переходу к метро. Вдруг уличный музыкант, который довольно часто сидит в этом переходе, стал играть песню «Призрачно всё в этом мире бушующем, есть только миг – за него и держись…» (это одна из любимых песен отца). В одну секунду всё вокруг преобразилось, я почувствовала, что отец Александр меня ободряет, что он «держит руку на пульсе», как он любил говорить, и стало очень весело, всё наполнилось той особой радостью, от которой хочется летать, которая не от нас зависит.

Наталия Ермакова

Несколько лет назад у меня была такая полоса в жизни: я падала, и довольно жестоко. В первый раз это случилось в ванной. Я поскользнулась и со всего маху ударилась затылком о чугунный край ванны. При этом руки и ноги как-то чудно перепутались, и я шевельнуться не могла. В голове у меня пронеслось: квартира изнутри заперта на засов, все мои на даче и хватятся меня нескоро… Я смогла высвободить руку и закрыла воду, которая хлестала мне в лицо, потом постепенно смогла встать. К моему изумлению, переломов не было. После этого я была вся в синяках и голова моя болела примерно месяц, потом стала проходить.

Через некоторое время я упала с лесов в церкви, где делала росписи. Высота была примерно двухэтажного дома, подо мной подломилась доска, и я полетела вбок, ударилась ухом о стену. Спасло меня то, что я толстая и застряла между железными лесами и стеной, не долетев до чугунного пола. Опять я была вся в синяках и месяц днём и ночью не стихала головная боль. Ещё не прошли синяки от второго падения, как я упала с лесов ещё раз, и опять удар пришёлся на мою бедную головушку, и тогда мне приснился этот сон.

Мне снилось, что я в Новой Деревне. Батюшка принимает в своём кабинете, и несколько человек в ожидании встречи с ним сидят за столом и пьют чай. Я вижу знакомых, мы начинаем что-то оживлённо обсуждать, как вдруг меня зовёт батюшка. Я встаю и с ужасом понимаю, что у меня в голове пусто, потому что я проболтала со знакомыми вместо того, чтобы подготовиться к серьёзному разговору. В растерянности я вхожу в батюшкин кабинет и вижу его не в кресле, а как бы возлежащим на белой русской печке. Перед «печкой» стоит скамеечка, я встаю на неё. Батюшка молча обнял меня и сильно сжал своими ладонями мои виски. Мне стало невыразимо хорошо: от его рук шло тепло, и моя бедная разбитая головушка как будто склеивалась под этим живительным потоком. Ни слова не было сказано, у меня текли слёзы, и я пыталась поцеловать его руки… Потом в комнату зашли две деловые женщины с какими-то бумагами. Отец подмигнул мне и развёл руками: «Пока всё, остальное потом», – и я вышла.

Когда я проснулась утром, моя голова совершенно не болела и была как новенькая. Головная боль не возвращалась, а я больше не падала.

Михаил Завалов

Потом началась жизнь после смерти отца Александра. Он, человек с невероятным интересом к жизни, с невиданной любовью к людям и широким умом, не был основателем какого-либо движения – потому говорить о его «учениках» и «продолжателях дела» можно только условно. Я могу только благодарно изумляться и недоумевать: зачем среди нас жил такой человек, который как бы приоткрыл дверь, а за ней – совсем иной мир, где свет стократ ярче, вода мокрее, еда вкуснее, люди интереснее и достойнее, мысли живут, книги пляшут и где даже я сам удивительно прекрасен? Сегодня отец Александр ежедневно мне говорит: «Пора проснуться, выйти из твоего затхлого и сумрачного подвала и начать жить».[139]

Александр Зорин

То, что поведала Саша Б. на вечере памяти отца Александра, можно отнести к счастливому случаю, к стечению обстоятельств, к невероятному их совпадению… А можно никак не объяснять, просто задуматься.

Саша была духовной дочерью отца Александра. В начале девяностых с мужем уехала из России, как полагала, навсегда. Батюшки уже не было в живых, быть может, он и отсоветовал бы. Америка стала её вторым домом. Она родила сына, защитила диссертацию, получила работу в университете. Но – как говорили в старину – «на чужой сторонушке рад своей воронушке». То есть с Россией не порывала, как и большинство её соотечественников, перекочевавших на заманчивый материк. С друзьями не расставалась, звонила, звала в гости. Светлана Домбровская прислала ей диски с лекциями и проповедями отца Александра. Но у делового человека день расписан по минутам. Когда их слушать! Только в дороге, в машине. В смене пейзажей, летящих за окном, – спокойный близкий голос отца Александра.

В тот день она поставила диск с его домашней беседой «Надлежит быть разномыслиям». Справа – сын, пятилетний малыш, пристёгнутый к креслу. Пусть тоже слушает, впитывает целительную, из чистого источника, русскую речь. Скорость – 100 миль, на этой трассе допустимая. Но гибель врывается и в допустимые пределы. Их обгонял чёрный «Мерседес», удар сбоку, машина переворачивается раз, другой, третий… Тишина… Только звучит голос отца Александра. Она в сознании, слышит, как подъехали полицейские, вызывают вертолёт. Разговаривают между собой.

– How’re we going to get the body out of the car? – Maybe cut it? – The lady is gonna be dead.[47]

«А я оттуда, из сплющенного всмятку железа, сказала, что я не мертва. Звучал голос отца Александра…

Полицейский спросил:

– Там что, ещё какой-то мужчина?

– Нет, это отец Александр, – ответила я.

– Какой ещё отец Александр? Вы живы?

– Я жива. Сделайте что-нибудь, вытащите меня, я хочу подойти к сыну.

Его не было в смятой кабине. Лобовое стекло вылетело, и он… Он лежал на земле неподалёку… Коленька… Он был без сознания. Опустился вертолёт. Врачи, кажется, сказали о сыне, что нет никакой надежды, и тоже подивились, как я-то осталась жива…

По американским правилам в салоне автомобиля не разрешается держать в открытом доступе аудиодиски. При аварии они, как бритвы, могут поранить водителя. А у меня они всегда под рукой, на бардачке. Помню, что мелькали, но ни один не коснулся… Машины нет, груда железа, и я думала, что у меня уже нет сына, и только звучал голос отца Александра…

– Что за магнитола у вас в машине, – удивлялись полицейские, – всё перекорёжено, а она работает?

Вдруг Коля открыл глаза… Нас отвезли в больницу. У него – перелом ноги и лёгкое сотрясение мозга. У меня ни единой царапины…»

Саша подарила мне пачку фотографий. Они были сделаны в день её свадьбы, на венчании в Новой Деревне 1 августа 1990 года. На фото фигура отца Александра слегка затуманена светом. Столп света чуть скрадывает очертания его выразительной внешности, как будто уводит из реалий привычного мира. Как будто он здесь и уже не здесь…