P.S. От составителя.

История эта имела своё продолжение. Светлана Домбровская, та самая, что присылала диски с батюшкиными записями Саше Б., отчаянно нуждалась в деньгах. Однажды она взмолилась к отцу Александру с просьбой о помощи. И тут звонит Саша из Америки – голос радостный, возбуждённый, – рассказывает историю этой аварии, смеётся, торопит сама себя и говорит наконец: «Света, вы знаете, я решила, когда произошло это чудо… Я решила, что должна отблагодарить вас… Это же вы записывали… Так вот, я отправила вам тысячу долларов – делайте с ними, что хотите. Это моя благодарность вам».

Так что совпадения в этой истории оказались совсем не странными, но вполне объяснимыми и понятными каждому верующему. Молитвенное участие отца Александра в жизни его духовных чад продолжается.

«Радио-1» в девяностые годы вело специальную передачу «Из звукового архива отца Александра». Я отвечал на письма радиослушателей. Однажды пришло письмо из Якутска. Наталья Николаевна С. Женщина пятидесяти шести лет. Церковным человеком себя не считала, прочитала одну брошюру отца Александра – «Проповеди пасхального цикла», об авторе не думала, никакого места в её жизни он не занимал. Лишь раз видела его выступление по телевизору. В приливе крайней депрессии (семейный конфликт) решила уйти из этого мира… Приготовила верёвку, приладила к трубе. Осталось вытолкнуть стул… И тут совсем рядом она почувствовала, увидела свечение, увидела отца Александра. И услышала его голос: «Тебе ещё рано туда, твоё время ещё не кончилось. Не делай этого». И она послушалась.

Однажды я вдрызг разругался с коллегой, написал ему свирепое письмо. По совести сказать, коллега заслуживал отповеди, но не мстительной – ударом на удар.

И вот снится мне отец Александр: задумчивый, чем-то явно расстроенный. Я спрашиваю: «Нельзя ли мне в воскресенье заглянуть к вам домой на полчаса?» Он резко, как никогда в жизни: «Нельзя. Сколько можно вас учить, вразумлять…» В голосе обида, как будто я в чём-то предал его. Я проснулся и понял, в чём я его предал: в отношении к провинившемуся человеку, отношении реактивном – ударом на удар. Я не поклонник сновидческих откровений. Но здесь – без его вмешательства, наверное, не обошлось. Уж очень определённо связалось: мои тронутые раскаянием переживания – с его столь внятной оценкой.

Владимир Илюшенко

Однажды ночью была встреча с отцом Александром. Помню, что он живой и у меня полное ощущение и даже уверенность, знание, что он не просто живой, а воскресший. Меня переполняет радость. Он в чёрной рясе, лицо почему-то очень смуглое. Вначале я стою вплотную к нему, лицом к лицу, и говорю ему несколько раз: «Я люблю вас! Я люблю вас!» – и плачу. Потом мы стоим у стены, он – слева от меня, я смотрю перед собой и вижу его краем глаза. Он говорит обо мне, и, когда он кончил говорить, я думал (сознавая, что это сон): «Надо это немедленно записать». Я мог усилием воли проснуться и записать, но Встреча ещё не была окончена (хотя главное уже было сказано), и я не мог прервать её. Не проснулся и не записал, хотя и потом, уже после расставания, когда он исчез, я повторял себе во сне: «Это надо записать».

В результате осталось только несколько слов и общий смысл: «Я сам выбрал вас (“чтобы вы обо мне написали” – это подразумевалось), потому что… (дальнейшее опускаю. – В.И.)». Я понял, что написанное мной об отце (а может быть, и то, что мне предстоит написать) очень важно и что оно останется. И что это предопределено.

Николай Каретников

Гибель отца Александра была чудовищным ударом. Сознание того, что его больше нет, невыносимо. У нас дома несколько дней стоял плач. Потеря его так же тяжела для русской духовности, как для русской свободы тяжка потеря А.Д. Сахарова.

После гибели отца Александра со мной и со многими его прихожанами начали происходить удивительные вещи: у многих как-то очень наладились дела. Хорошо сказала одна из его духовных дочерей: «Пока он был с нами на земле, ему некогда было заниматься делами каждого из нас. Слишком многие тянули. А сейчас, когда он там, он просит Господа о каждом».

Роза Кунина-Гевенман

Вскоре после смерти Александра мне приснился сон. На каком-то возвышении вроде невысокого холма я увидела Александра. Ни зданий, ни людей вокруг не было. Он сидел одиноко и был задумчив. Меня внизу ждала машина, и я ему предложила поехать в город, но он сказал: «Не могу, я жду больного». Я молча поцеловала его руку и спустилась вниз. Тут меня поразило обилие густо-лиловых кустов сирени, а также особо интенсивный свет солнца. И вдруг я увидела могилу на пустынном месте, поняла, что это его могила, но в оцепенении подумала: как же так, ведь он живой, а тут его могила. Ответа так и не нашла.

Андрей Мановцев

С осени 1990-го стали с нами, его подопечными, происходить удивительные события. В.Ш., мечтавший жениться и сто раз влюблявшийся, но столько же раз охладевавший, наконец-то женился, по неложной любви. В.Л., тяжело болящий, просветлел и ободрился вдруг так, как никогда с ним ранее не бывало. А я, давно потерявший работу в вузе и перемогавшийся в школе, оказался вдруг – в университете, пусть и педагогическом. Приятель, вспомнивший обо мне, рассказывал, как в сентябре 1990 года стал почему-то неотступно думать, что надо обязательно позвать меня к ним на кафедру.

Дарья Масленикова

Теперь упущенного не вернёшь, хотя… Дорожка от станции к дому, где он был убит, стала для многих местом паломничества. Когда едешь туда не просто так, а с конкретной проблемой, часто получаешь ответ. Или мысль в голову разумная придёт, или в жизни что-то налаживается. Так что связь не рвётся. За этими дубами и стояли убийцы. А теперь люди ездят сюда помолиться.

Ольга Меерсон

Дело в том, что я отца Александра не знала. У меня был некоторый мистический эпизод после его гибели. Если без подробностей, то отец Александр мне приснился и сказал: «Олечка! Я всегда хотел с вами познакомиться…»

Елена Мень

Когда отец погиб, мы были в Бергамо и в Сериате отслужили ему панихиду. И я стояла совершенно никакая, убитая. Идёт месса. И я вдруг ясно, чётко вижу картинку перед глазами: его светящееся лицо, молодое, лет тридцати пяти, и он мысленно говорит мне, и я слышу эту мысль: «Не переживай, у меня всё хорошо». Это длилось одну секунду, и это был такой ясный посыл. И это было настолько сильно, что я даже оправилась на какое-то время. Но всё равно… ему-то было хорошо, а нам плохо. Это не было болезненным воображением. Это было яркое и чёткое видение в церкви.

Потом прошло уже довольно много лет. Это произошло в день его рождения. Я проснулась, подумала, что у папы сегодня день рождения, надо сходить в церковь. Я мысленно с ним поговорила, а потом подошла к огромному окну в моей студии. За окном какая-то зелень, у нас в Италии что-нибудь цветёт даже зимой. И вдруг на меня нахлынуло странное ощущение: безумная радость жизни, и я вдруг стала по-особому воспринимать всё: каждое дерево, каждый лепесток, каждый цветок. Солнечный свет – он стал совершенно другим. Словно радость жизни, которая была в нём, перешла ко мне – он как бы плеснул её на меня. И я поняла, как он чувствовал эту радость. У меня и раньше подобное бывало в лёгкой степени, конечно, не как у него. Но это был настолько мощный поток, как удар – раз! – и вдруг я чувствую, что весь мир преобразился, и осознаю, насколько же он прекрасен! Это длилось минут пять, а потом прошло. И я сказала ему: «Спасибо!»