Глава 26

Иеремиил стремглав вылетел из уголка старшего брата и побежал по поляне.

— Мил!.. Стой!

Вдогонку донесся возглас Варахиила, но вместо того, чтобы остановиться, Иеремиил ускорил шаг и, скрывшись в убежище леса, сделался невидимым.

Выбрав наиболее отстраненное от других древнее дерево, Мил, стараясь ступать неслышно, забрался на его корневища и притих. Он смотрел, как неподалеку мелькала одежда Варха. Брат искал его повсюду.

Наконец движения затихли где-то в отдалении, и Иеремиил смог снова принять свой видимый облик. Сейчас он не имел сил ни с кем говорить.

Как дитя, напуганное внезапным раскатом грома, Мил обхватил колени и прижался спиной к рельефной коре ствола. Он дрожал.

— Все хорошо… Хорошо все… — прошептал он самому себе, глядя на травинки вокруг.

В лесу было тихо. Впрочем, как всегда в округе владений архангела Михаила. Но сегодня эта тишина сливалась с беззвучностью рая. Будто все вымерло в саду. Ни один ангел не бегал, играя с другими в догонялки, никто не кричал, не пел песни, не было слышно стихов. Женщины не гуляли, шурша длинными платьями о траву. Даже птицы на ветвях деревьев вдруг замолкли, и не было слышно, как копошатся маленькие зверьки.

Рай замер в бесшумной грусти.

— Все хорошо будет… — повторил Мил одиноко. Его тоскливый взгляд был перед собой. Сердце билось под ребрами как пойманная рыба.

Ему было страшно. Страшно одному, страшно в окружении пугающих своими словами близких, страшно внутри себя. И он боролся с этим знакомым, но уже давно утерянным чувством, перебарывал искушение, которое знал в лицо и ведал, что это не от Бога.

Самым ужасным представлялась последняя фраза Михаила, его короткий взгляд. Плечо того, кто, верно, не вернется и не простит брошенных самыми близкими камней. Но Мил верил, что брат возвратится и простит.

Много непосчитанных часов он просидел так под деревом, тихо дыша и наблюдая за сумрачной природой. Что-то разделилось внутри, и пугали картины, возникающие в сознании, своей новизной и неизбежностью разлуки. Как стена защиты подвиглась из рая: ушел прочь первый из архангелов, и в то же самое время Иеремиил потерял чувство своей опоры. Пережить, снова обрести… Его клеточки привычно страдали непривычным страхом перед грядущим.

Рассвет сменил осязаемую темноту ночи. Иеремиил ощутил, как проблеском солнца над миром появляется слабая, мимолетная улыбка надежды. Поймав это чувство в себе, осознав, что страх не претворяется в жизнь всецело, что есть еще место для веры, Мил охранил улыбку на губах.

Лихорадочные сомнения уходили из тела, и хотя на смену им приходила затерявшаяся в укрытии настороженность, Иеремиил был рад, что смог пережить испытание.

Промелькнувшей мыслью младший архангел тотчас же решил, что ему пора идти к братьям, которых он слишком нехорошо покинул. Однако в тот момент, одержимый болью как острым недугом, он не мог себя сдержать: слишком много дров было брошено в адскую топку, слишком много стрел пронзило сердце Михаила. Но сейчас он собирался сделать лишь одно — попросить у всех прощения и обнять родных.

Иеремиил по-юношески угловато поднялся на ноги и направил свой путь к уголку старшего брата, надеясь застать архангелов там. Но не успел он миновать и нескольких деревьев, как поймал в себе внутреннее беспокойство. Это было вроде прежнего страха, однако теперь оно увеличивалось и становилось настойчивым как сигнал SOS. Архистратиг милосердия замедлился, пытаясь разобраться, что в нем происходит. Песчаные ресницы упали взглядом на запястья собственных рук; изгибы губ, прикусываемые, сжались зубами. Неожиданно Мил пошел быстрее. Его охватило довлеющее желание поскорей добраться до братьев, до своих ангелов, до легионеров, лишь бы были вокруг живые лица.

Но внезапный, как напавшее чувство, из земли поднялся столб едкого серого дыма. Иеремиил прочитал ситуацию и тут же рванулся сквозь него, пытаясь уйти из леса. Но было поздно. Вокруг него выросли фигуры пятерых демонов третьей адской армии, элитных воинов и начальников отрядов жестокости, ярости и других грехов войска злобы.

— Стоять на месте, гнида!

Иеремиил натолкнулся на закованную в кольчугу грудь одного из бесов и отскочил назад. Обернувшись, он увидел оголенные острия адских лезвий. Все пути к отступлению были перекрыты. Демоны смыкались вокруг архангела кольцом, держа каждый в руках по мечу и кинжалу.

Иеремиил коротко вздохнул, замирая на месте.

— Здравствуй, святой наш архистратиг милосердия, — проговорил элитник, стоявший лицом к лицу с Иеремиилом. Похоже, он был назначен главным. — Это ведь ты тот самый, который так страдает из-за нечестия мира и так любит вмешиваться в последний момент, чтобы пустить насмарку всю нашу работу?..

— Что вам от меня надо?! — воскликнул Мил. — Пропустите меня!..

— Как отчаянно. Может и вправду не следует истязать ребенка?.. — с саркастичной улыбкой предложил другой демон. В его руках, играя, скрестились кинжал и меч.

Лезвие мелькнуло рядом со скулой Иеремиила.

— Я — невоенный архангел, — перебарывая сковывающий шок, произнес Иеремиил. — Вы не сможете тронуть меня, иначе, согласно небесным законам, превратитесь в пыль, — его глаза, детские и чистые в своей решительности, прямо встретились со взглядами демонов.

— Мы это знаем, не волнуйся, — ответил главный из духов. — Никто не собирается резать твое тело, не корчись заранее от боли… С тобой мы всего лишь поиграем в игру… — остальные демоны под взором командующего встали плотнее к архангелу. — Ты же любишь смотреть живые картинки. Кровь, насилие, вопли о помощи…

Как нарастающий снежный ком вылетели последние слова. Иеремиил вздрогнул и взметнулся ладонями: вокруг него начал плотнеть воздух. Архангел оступился на месте, но нарождающаяся преграда не дала ему упасть. Через несколько секунд он оказался зажат, как в саркофаге, обращенными на него отражающей стороной зеркалами, за которыми он теперь едва-едва мог различить жуткие силуэты падших ангелов.

Врезаясь заостренной болью ножей в замирающее сердце, зеркала вдруг со всех сторон полыхнули раскаленным пламенем. Иеремиил зажмурил ослепленные зрачки, но в этот момент на него обрушились людские стоны, загрохотали взрывы и раскаты разрывающихся снарядов. Иеремиил вскрикнул, сраженный диким ужасом разлетающейся плоти. Чужих оторванных ног. Перед его глазами, вырывая куски его тела, оказались сразу сотни и тысячи сцен Земли: войны, убийства, нестерпимый голодный бред. В его сознании матери кидали под поезд новорожденных младенцев, маньяки перерезали горло женщинам, отцы до смерти забивали своих детей.

Иеремиил испустил истошный крик сумасшедшей боли и бросился от всего этого прочь, ударяясь о твердое, как сталь, стекло.

— Ты любишь жертвовать собой, так спаси их всех, архангел милосердия, — как сквозь стену услышал Иеремиил.

Мутящимся разумом в непрекращающейся бойне Мил заметался среди