Мать Григорьевичей из-за сына Сергея ведено было сослать вОраниенбург, Ивана Григорьевича – в Пустозерск, Василия Лукича – в Соловки.Алексея Григорьевича, дочь его Екатерину, сына его Ивана с супругой Натальей –в Березов, туда, где умерла красавица Марья Меншикова и сам герцог Ижорский,угодивший в это гиблое место трудами Долгоруких. Не в оковы и камеры, но – вострог, за высокий частокол с глухими воротами. Без права письменного и иногосообщения с внешним миром, на вечные времена, как любили выражаться самодержцы.Правда, «вечность» эта сплошь и рядом кончалась со смертью самодержцев, но доэтой смерти ссыльным нужно было еще дожить…

Поручик Голенищев без разжалования и лишения дворянствараскассирован из гвардии и выписан в захолустный пехотный полк. Точно так жесохранивший чин и прежнее состояние поручик Щербатов отправлен в одну изкрепостишек Оренбургской линии, к немирным башкирцам. Времени проститься им невыдалось. По причине своей незначительности они в дальнейшем избегли вниманиявсевидящего державного ока, и, право же, при тех порядках, что установились наследующее десятилетие, лучшей участи для поручиков не следовало и желать. Позжеони уяснили это и сами.

Березов, век восемнадцатый

Дальнейшая жизнь Ивана и Натальи Долгоруких на протяжениивосьми лет не требует многословного описания ввиду ее полной обыденности.Просто – жили. Небогато, но вместе, не так уж радостно, но и не столь ужбеспокойно. Просто жизнь, в которой они были друг у друга, а это что-то дазначило, и небо не казалось серым, а тоска вовсе уж беспросветной, и каждыйсамим своим присутствием помогал другому удержаться. Словом – «Чем день всякийпровождать…» А потом появился и сын Михаил, для которого весь мир состоял лишьиз Березова.

О ссыльных, правда, не забывали – весной 1732 года дляотобрания у них всех драгоценностей, а у Разрушенной – и драгоценного портретаПетра II прискакал гвардейский сержант Рагозин. И вновь на несколько летнастала тишина. Стража понемногу теряла предписанную свыше зверообразность, межними и подлежащими надзору, как часто бывало в таких случаях, возникли почтидружеские отношения – за годы привыкли друг к другу, а если разобраться, истража, и ссыльные сидели в одной тюрьме. Ведь, что немаловажно, со сменойцарствования заключенные получали свободу, но тюремщики, как правило,оставались в Березове – на них никакие амнистии не распространялись, и онимогли утешать себя тем, что числятся на государственной службе, так что хотя быпо названию заключенными не являются… Хотя Березов – для всех Березов.

Вести о том, что происходит в империи, понемногу доползали исюда. Держава вооруженно вмешалась в запутанные польские дела, и русскиесражались с французами под Данцигом. Фельдмаршал Миних несколько раз ходилвоевать Крым, но не завоевал. Проносились повальные болезни, бунтовалибашкирцы, погуливали по лесам и дорогам воры-разбойнички, оставалась опасность,что вновь вторгнется плохо помнящая уроки Швеция. На ссылки и казни урожай былбогатый. Государыня Анна Иоанновна изволила сыграть свадьбу своих шутов, длякакового празднества возведен преудивительный Ледяной дом. Господин стихотворецТредиаковский принародно бит кабинет-министром Волынским. А вскорекабинет-министр угодил на плаху…

Все это доходило как сквозь вату. Имена все больше мелькалинезнакомые, в фавор вошли новые люди, битвы были далеко, коловращение интригбыло далеко, и ничего, кроме ночных грустных мыслей, новости не вызывали.

Кое о чем они и не слышали. Ушла Вторая Камчатскаяэкспедиция Беринга, насчитывавшая более шестисот человек. В течение последующихдесяти лет одни ее отряды изучат и картографируют почти все побережье от горлаБелого моря до устья печальной реки Колымы, другие обследуют Курильскиеострова. Суда Беринга и Чирикова выйдут к Аляске, и пропадут без вести у еепобережья два вельбота с матросами (до сих пор не установлено – погибли они илидожили век среди индейцев, как позволяют думать некоторые сообщения), ипогибнут в суровых зимовках несколько десятков человек, в том числе и лейтенантВасилий Прончищев с женой Марией (первой русской женщиной-участницей полярныхэкспедиций), и, наконец, ляжет влюбимую им землю сам командор Беринг. Норезультаты сего предприятия поистине грандиозны и по праву встанут в ряд самыхзамечательных географических экспедиций всех времен, – первым на этоуказал еще Ломоносов, в те годы как раз отправившийся в Германию превзойтиевропейские науки.

Больно царапнуло березовских ссыльных лишь известие оТредиаковском – он для них обоих прочно увязался с переложенной им на русскийязык «Ездой на остров любви», с их беспечальной, по-радужному чистой имногоцветной юностью. Князь Иван сначала с оглядкой, потом не столь сторожконачал поругивать государыню Анну Иоанновну, разорительницу и погубительницу.

Даром это не прошло – в 1736-м наехал для допроса касательнопоносных речей об известных особах майор Семен Петров с комиссией, но, необретя свидетелей, отбыл без особых для ссыльных последствий. В следующем годускорее от злости, чем за действительные провинности сын боярский Вампе-ров иказачий атаман Лихачев по именному указу прежестоко биты батогами и сосланы наслужбу в Оренбург – за то, что не единожды обедали у Долгоруких и самиприглашали их на обед. То же лыко поставлено в строку трем священникам и дьякону,каковые выдраны плетями и сосланы в Охотск.

Дышать становилось труднее, но Иван вновь излагал своемнение об императрице посредством слов, которые никакая бумага не вытерпела бы.

1730: слово и дело

За Иваном пришли ночью. Посадили в яму. Накрыли яму деревяннойрешеткой и приставили часовых – прежних, знакомых. Наталья Борисовна вскоростислезами и уговорами вымолила у них дозволение видеться с мужем по ночам икормить его – часовые не видели ничего опасного в том, что Иван получит пироги,а они сами – на водку. Да и сами они (понятно, не признаваясь в этом другдругу) мысленно ругали всех загнавших их в эти болота – вплоть до императрицы…

Оставалась зыбкая вера, что и на сей раз как-нибудьобойдется.

Не обошлось.

Ночью все проснулись от шума и суеты. Чадили факелы,дергались тени, знакомо лязгали штыки. Всех ссыльных мужского пола уводили наберег, к баркасу. Солдаты были чужие, распоряжались незнакомые офицеры.

Беременная Наталья бросилась к баркасу. О каком-либоснисхождении молить было бесполезно, речь могла идти только об одном – чтобыдали взглянуть на мужа, прикоснуться, проститься.

Не позволили и этого. Она кричала, рвала на себе волосы,валилась в ноги каждому, кто попадался на дороге, но все было бесполезно. Еезаперли в камеру и приставили часового с примкнутым штыком. Ее ждал монастырь.Мужа она никогда больше не видела и о его смерти узнала лишь много времениспустя.

Ей не сразу, но стало известно, что в канцеляриисвидетельства счетов канцелярист Осип Тишин принародно объявил «слово и дело» –магическую формулу того времени, означавшую, что ему стало известно озлоумышлении против царствующей особы. Машина чрезвычайного сыска в такихслучаях работала с легкого касания. Допрошенный Тишин показал, что, состоя двагода назад при следствии майора Петрова, слышал от князя Ивана поносную браньна разорительницу их рода Анну Иоанновну.