Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Провал радиоквартиры на улице Атребатов являлся первым этапом в неизбежном разгроме резидентуры, хотя ни Треппер, ни Центр пока еще не предвидели всех его губительных последствий. Предпринятые “Отто” меры не привели к желаемому результату ввиду слишком широкой осведомленности некоторых обитателей квартиры в вопросах, их прямо не касающихся, а также из-за не прерванных вовремя контактах с арестованным в 1938 году Райхманом. “Сапожник”, надежность которого была заведомо невысокой, знал, что уехавший в Марсель Гуревич продолжал пользоваться старыми документами на имя Винсента Сьерра. Треппер неизвестно почему был убежден в прочности прикрытая резидентуры и не свернул вовремя операции “Симэкско”, чем подставил ее работников под неизбежный удар. О фирме знал и арестованный Макаров, и не могло быть уверенности в его способности сохранить это в секрете. Кроме того, проинформированный “Отто” в успокоительном тоне, и к тому же лишь 1 февраля 1942 года, Центр допустил еще одну, весьма грубую ошибку, дав указание передать остатки разгромленной группы “Кента” “Паскалю”. Это немедленно поставило под угрозу расшифровки его достаточно хорошо законспирированную и весьма успешно работавшую резидентуру. В своих мемуарах Треппер не пожалел черной краски для Ефремова. В частности, он утверждал, что основным занятием “Паскаля” было не добывание разведывательной информации, а укрепление собственной безопасности, однако это не соответствует действительности. Резидентуру Ефремова можно рассматривать как одну из наиболее успешно действовавших загранточек РУ в первой половине войны, и она оставалась такой до слияния с резидентурой “Отто”. Это же относится и к включению в нее французской резидентуры “Гарри”.
Теперь основные операции “Красного оркестра” переместились на территорию Франции, где его подразделения пока не были затронуты арестами и действовали с полной отдачей. Первый провал радиоквартиры произошел в июле 1942 года, когда пеленгатор полиции по поддержанию порядка (орпо) засек в пригороде Парижа Мезон-Лаффитт работу передатчика Соколов. Здесь следует, кстати, отметить абсолютно нерациональную децентрализованность выделения и использования пеленгаторных установок радиоконтрразведывательны-ми службами рейха. Ими располагали функабвер, гестапо, СД, орпо, ФА, абвер и некоторые другие ведомства, что в итоге существенно снижало отдачу от использования дефицитной техники. Однако именно в этот раз немцам не помешало ничего, и в ночь с 9 на 10 июля Герша и Миру захватила группа криминалькомиссара Генриха Райзера, что послужило прологом к летней серии арестов в различных странах. Некоторые полагают, что их радиоквартиру выдал не выдержавший пыток Давид Ками, в свое время обучавшийся там работе на ключе, но, по всей видимости, это не соответствует действительности. Вероятнее всего, провал явился результатом случайной пеленгации. Оба радиста, попавшие на этот пост из-за неверно указанных в анкете данных, оказались одними из наиболее героических и трагических фигур “Красного оркестра”, они героически вынесли все изощренные пытки и не проронили ни слова. Герш Сокол к концу истязаний весил лишь 37 килограммов и принял мученическую смерть, будучи разорван натравленными на него собаками. Его жену отправили в лагерь, где она вскоре умерла от истощения. Радисты прикрыли собой разведывательную сеть, принадлежащую стране, гражданами которой они не являлись ни единого дня.
Арест супругов не прошел незамеченным, и Треппер успел эвакуировать в Лондон шифровальщицу Веру Аккерман и двоих друзей четы Сокол, а также сумел убрать из квартиры улики, хотя это нисколько не помогло арестованным. Немцы знали, что захваченный передатчик поддерживал связь с Лондоном, и вначале полагали супругов радистами французского Сопротивления или СОЕ, но криптографы, хотя и не сумели прочесть тексты французских радиограмм, обратили внимание на совпадение их ключа с брюссельским. Стало ясно, что радиоконтрразведка столкнулась с еще одним звеном разветвленной советской сети, что весьма встревожило немцев, не знавших, какие еще сюрпризы им следует ожидать. Судя по всему, именно это и явилось толчком к формальному созданию в июле 1942 года зондеркоманды “Красный оркестр”. Ставшее впоследствии знаменитым название возникло не сразу. Когда капитан Пипе обсуждал с руководителем отделения абвера в Брюсселе подполковником Дришлером кодовое обозначение операции, тот предложил “Русский оркестр”, однако Пипе настоял на “Красном оркестре” как лучше звучащем. Название прижилось и стало применяться не только к возглавлявшемуся Гирингом и Пипе мобильному отделению, но и к структурам в Берлине и Франции. Вообще же решение о создании крупной зондеркоманды было принято на совещании у рейхсфюрера СС Гиммлера с участием начальника функабвера Тиле, Шелленберга, Мюллера, Канариса и начальника контрразведки абвера фон Бентивеньи. Общим руководителем зондеркоманды был назначен руководитель группы IVA гестапо (противники режима — марксисты, коммунисты, реакционеры и либералы, меры против саботажа, общая безопасность) старший правительственный советник Фридрих Панцингер. Мобильным отделением по-прежнему руководил Карл Гиринг, берлинским — начальник группы по борьбе с саботажем криминальный советник Хорст Копков, позднее возглавивший зондеркоманду по расследованию покушения на Гитлера 20 июля 1944 года, а образованным в октябре 1942 года парижским филиалом — криминальный комиссар Райзер. Зондеркоманде придавались 25 следователей, группы дешифрования и перехвата.
Германскую контрразведку тревожила не только обстановка в Брюсселе и Париже, но в еще большей степени активность агентов-радистов в самой Германии. После успешного завершения сложнейшей миссии “Кента” ожил передатчик в Берлине, однако работал он настолько нерегулярно, что засечь пеленги на него никак не удавалось. В середине июня 1942 года пост перехвата в Кранце вновь засек возобновление передач из Брюсселя, причем без особого труда, поскольку радист работал на ключе практически каждую ночь по много часов подряд. Капитан Пипе немедленно воспользовался таким немало удивлявшим его легкомыслием советского агента-радиста. Тем не менее,