Даже если династия Папандреу уходила в прошлое, стиль Андреаса Папандреу – в самых помпезных и эксцентричных своих проявлениях – никуда не делся. Чтобы убедиться в этом, достаточно было оказаться все на той же площади Конституции четырьмя годами позже. Воскресным вечером 5 июля 2015 г. центральная эспланада города была полна не слезоточивым газом, бутылками с зажигательной смесью или яростными лозунгами протеста, а ликованием. Развевались греческие флаги; то здесь, то там кто-нибудь плясал под знакомые мелодии, будто на веселой семейной свадьбе. Один из радостно повторявшихся лозунгов гласил: «Типота то идио апо до каи брос!» (Τίποτα το ίδιο από δω και μπρος – «Теперь все будет по-другому»). Греки только что проголосовали на экстренном референдуме по последнему сложному комплексу условий предоставления очередного пакета помощи, предложенному европейскими кредиторами. Хотя понять вопрос, поставленный на голосование, было очень трудно – он касался двух в высшей степени сложных документов, – результаты референдума оказались более радикальными, чем ожидалось: 61 % сказали «Нет». Для собравшихся на площади сложность вопроса была не слишком важна: значение слова «Нет» – ассоциирующегося с некоторыми легендарными моментами истории страны – было как нельзя более ясно каждому.

Туда, куда опасался заходить Георгиос Папандреу, очертя голову ринулся новый лидер левого движения. Это был Алексис Ципрас, красивый и красноречивый политик, родившийся в 1974 г., научившийся интригам и ораторскому искусству в молодежном коммунистическом движении. Как и Андреас Папандреу в 1981 г., он пришел к власти благодаря обещаниям, что его левая политика будет революционной и сметет все без остатка традиции политики буржуазной. Его партия – Коалиция радикальных левых сил, или СИРИЗА, – представлялась не политической партией в старом смысле слова, а народным движением. Она обещала разорвать меморандум, перечисляющий болезненные сокращения расходов и реформы, которые навязывали стране кредиторы. Всем этим кредиторам, какими бы коварными и злокозненными они ни были, придется иметь дело с твердо выраженной волей греческого народа. Такова была его риторика, и она оказалась привлекательной для чрезвычайно подавленного электората – настолько, что 25 января 2015 г. Ципрас одержал на выборах убедительную победу над находившимся до этого у власти правоцентристом Антонисом Самарасом из партии «Новая демократия». Хотя Самарас добился некоторого облегчения финансовых трудностей Греции, ее европейские партнеры по тем или иным причинам наотрез отказались пойти на какие-либо уступки, которые позволяли бы ему надеяться на переизбрание. Впоследствии многие подозревали, что Самарас, видя надвигающийся кризис, уступил свою должность Ципрасу с некоторым даже облегчением.

Высшие сферы европейской политики внезапно превратились в сцену довольно захватывающего общедоступного театрального представления. В афинском лагере были две непохожие друг на друга фигуры. Там был Ципрас – улыбчивый, излучавший приятную уверенность и не говоривший ни на каком языке, кроме греческого. Он был похож на шаловливого, но добросердечного мальчишку, к которому трудно испытывать неприязнь. Рядом с ним был самый необычный из европейских министров финансов, Янис Варуфакис – в высшей степени красноречивый двуязычный экономист и специалист по теории игр, имевший опыт работы в левых академических учреждениях Британии, Америки и Австралии. Ни тот ни другой никогда не надевали галстуков. Варуфакис превосходно говорил по-английски с довольно аристократическим выговором с легким оттенком иностранного акцента, что характерно для выпускников самых престижных частных школ Афин. (Он учился в такой школе благодаря благотворительной стипендии.) В остальном он резко отличался от всего типичного. Ему было тридцать три года, он был подтянут и любил мотоциклы, рубашки без воротника и кожаные куртки. Его критика европейского финансового истеблишмента восхищала как левацки настроенную молодежь многих стран, так и суровых английских тори.

Варуфакис неоднократно предупреждал своих немецких собеседников о необходимости предотвратить возможное на волне социального недовольства возрождение фашизма в Европе. Такая тенденция уже начинала проявляться в неблагополучных районах Афин: крайне правое движение «Золотая заря» зарабатывало политический капитал на экономических трудностях и межрасовой напряженности. Тем временем одним из первых действий Ципраса после прихода к власти стало возложение венка в память 200 бойцов Сопротивления, казненных 1 мая 1944 г. в афинском красном районе Кесариани. Этот жест произвел огромное впечатление на тех, в чьих семьях существовали левацкие традиции. Освоившись у власти, пестрая команда Ципраса быстро поняла, какая перед ней стоит дилемма. Она победила на выборах благодаря обещанию положить конец финансовой опеке Греции со стороны жестокосердных чужаков, осуществлявшейся посредством «меморандумов» о мерах, которые греческий парламент должен был утверждать, не задавая лишних вопросов. Деньги, полученные в рамках второго пакета помощи, подходили к концу, а идти на политические издержки, связанные с получением третьего пакета, новое правительство не хотело. Вместо этого оно попыталось добиться пересмотра договоренностей о всей массе долгов, в том числе о частичном прощении задолженности, которое сделало бы положение Греции более устойчивым. Международный валютный фонд согласился с идеей списания долгов, но европейцы – в особенности Германия – твердо заявили, что она не может быть осуществлена, пока Греция остается в еврозоне. Можно было обсуждать перенос сроков выплаты, но не списание задолженности. Варуфакис раскритиковал эту позицию, объявив ее бесчестной махинацией в стиле «продлевай и надейся», что проблема окажется вопросом всего лишь ликвидности, а не платежеспособности.

Его мудреные доводы часто бывали вполне основательными, но сердитые немецкие политики считали, что стране, которой помогает подняться с колен значительная и дорогостоящая европейская помощь, не следует выступать с высокомерными поучениями. К концу февраля 2015 г. правительство договорилось о продлении уже существовавших кредитных договоренностей. При этом подразумевалось, что к началу лета должны состояться новые переговоры, как по экономической политике Греции, так и по дальнейшим кредитам. Надвигался кризис.

Весь день 25 июня шли трудные переговоры между министрами финансов стран еврозоны. Ципрас пришел к заключению, что обсуждения третьего пакета помощи не дают никаких результатов. Кредиторы требовали новых сокращений пенсий и повышения налогов в важных экономических сферах – например, с владельцев островных гостиниц: добиться одобрения таких мер греческим парламентом он не мог. Он объявил, что в воскресенье 5 июля в стране пройдет референдум. Уже через несколько дней стало казаться, что стране грозит финансовый крах: рынки почувствовали, что дни пребывания Греции в зоне евро могут быть сочтены, а европейские финансовые институты остановили экстренную кредитную помощь, направленную на покрытие дефицита ликвидности. Все греческие банки закрылись; был установлен лимит на получение наличных в банкоматах – не более 60 евро в сутки, – но многие банкоматы все равно оказались пустыми. В туристической отрасли раздавались громкие жалобы, что в наступившем хаосе страна потеряет целый сезон, хотя кредитные карты иностранцев продолжали работать не хуже, чем раньше. Руководство Греции не теряло самообладания. 3 июля Ципрас сказал собравшейся на площади Конституции толпе численностью порядка 250 000 человек, что ответ «нет» позволит стране