из таких ночей. Дитя не предоставило служанке возможности быстро откланяться и убежать. Наоборот, оно быстро преградило ей путь на волю, втолкнуло вглубь погреба и прижало к стеллажу с бутылками, бесцеремонно отгородив её от выхода рукой.

– Ну что? Будем говорить?

Кажущиеся в тревожной влажной полутьме угольными наглые глаза Дитя насмешливо глядели ей в лицо. Данка испугалась и вжалась спиной в бутылочные пробки.

– Я всё знаю, – сказало Дитя после короткого молчания.

Данка замерла. Кирасиры, ножи в хлебе, Инто, Вальдарих, план побега!.. Вся жизнь пронеслась перед глазами. Данка облизнула пересохшие от волнения губы.

– О, – Дитя чуть отклонило голову. – Даже в этой темноте видать, как ты побледнела. Чего ты? Я ж блефую.

Данка едва не завопила.

– И что за тайну ты хранишь? – загорелись любопытством нахальные глаза. – Ну? Венчалась с Влахосом или просто залетела? Или он любит юных мальчиков? Или ты видела, как какой-нибудь пузатый придворный развлекался с малолетней нимфой в постели собственной супруги? Ну, что скажешь? Или ты уже умерла от страха и стоишь, потому что зацепилась спиной за какой-то крюк?

Данка повертела головой.

– А нет, смотри, живая.

Дитя выпрямилось.

– Так что за тайна? Не могла же ты меня просто так испугаться.

– Нету тайны, – девушка прошептала еле слышно. – Пустите. Пустите меня, пожалуйста.

– То есть дело во мне? Я твой личный страшный серый волк? Точно ничего не хочешь сказать?

– Нет.

– И тайн нет, выходит?

– Нет.

– А посмотреть на тебя, так в Туренсворде бунт готовят.

– Нет.

– Ну ладно, – Дитя вдруг отстранилось и отошло взять деревянную пивную кружку и винную шенойскую бутыль. – Так и быть, я тебе поверю.

Высочество, обрызгавшись, откупорило бутылку и выбросило пробку. Данка стояла как ожидающая казни. Дитя обернулось.

– Что?

Данка не шевелилась, боясь спровоцировать нападение любым неосторожным движением.

Их высочество указало кружкой на дверь.

– Ты можешь идти. Или желаешь наблюдать, как я надираюсь, пока меня не вывернет наизнанку, как носок?

Девушка на ватных ногах попятилась к двери.

– Данка? – Дитя окликнуло её, когда она уже почти дошла до спасительного выхода. Она вздрогнула, как от хлыста, и обернулась. Дитя стояло, подперев плечом деревянную опору.

– Раз уж на то пошло, знаешь, проносить заключённым ножи в хлебе и втором дне подноса – это так банально. Тебя скоро поймают и повесят. Если не хочешь болтаться в петле, придумай тайник получше. Твоё здоровье.

Дитя подмигнуло служанке и скрылось в темноте погреба.

Сначала Данка услышала только сильный грохот, словно кто-то опрокинул стоящие за углом железные доспехи. Она подумала, что это гончая леди Малори, которая часто наводила шум по ночам, гоняясь за крысами, и не придала этому значения. Следом за грохотом послышались голоса. Точнее это был один голос и нечленораздельное мычание, сипение, будто там, за поворотом, умирало какое-то животное. Данка огляделась в надежде увидеть кого-нибудь из слуг, но в коридоре она была одна.

– Ваше высочество, ну, пошлите, чего вы сюда-то забралися? – это был высокий голос Нелле. – Ну, поднимитеся. Повертайтесь, вот, руку берите. Откуда вы появилися, не были же вы тута? Я ж по колидору этому ходила искала, прелата поспрашивала, а вы тута. Почему нисколечки не слушаете? Давайте вот сюда. Пошлите.

– П-пшла!

Раздался истошный женский вопль, такой громкий и жуткий, что в окнах задребезжали стёкла. Последовал удар, шум, звяканье, будто в стену полетело что-то железное, потом вдруг стало тихо, послышались только сдавленные всхлипы. Через секунду из-за угла показалась Нелле – красная и лохматая, как после драки. Она бежала прямиком на Данку и прижимала к лицу руки в алых перчатках. В свечном сумраке Данке на секунду показалось, что у Нелле распорото горло, но это оказалось не горло и не алые перчатки – девушка зажимала на щеке широкий порез.

– Нелле?

Данка похолодела, увидя, как платье служанки заливают густые кровавые потёки.

– Нелле?

Но раненая пронеслась мимо Данки, едва не сбив ту с ног, и скрылась во мраке, оставляя за собой лишь дорожку алых брызг на полу, эхо всхлипов и воя. Данка почувствовала, как её охватывает настоящая паника.

За углом снова послышалось мычание, на сей раз вместе со скрежетом, и звук плевков. Что-то с шумом упало и застонало.

Данка настороженно подкралась ближе, на всякий случай зажав между пальцами ключи от своей комнаты, если придётся защищаться, и заглянула за угол.

В паре метров от неё, стоя на четвереньках, по стеночке кралось Дитя. Защитный панцирь сидел на нём набекрень, кое-где детали его лат вообще были не закреплены, один сапог был надет, второй был тоже надет, но расшнурован и спадал с пятки, штаны подвязаны кое-как, голова втянута в плечи, взлохмаченные волосы свисают на лицо. Чуть поодаль лежал на полу и зловеще блестел окровавленный серповидный ножик, которым Дитя обычно портило мебель в саду своими инициалами.

Двигалось их высочество очень медленно, тяжело и как-то неуклюже, словно его суставы болели и пытались вывернуться в обратную сторону. Оно не заметило, как к нему подошли, полностью сосредоточив своё внимание на движении правой руки, пытаясь поймать точку опоры.

– Ваше высочество?

Связка ключей со звяканьем упала на пол. Дитя вздрогнуло и покачнулось.

– М-м-м-м… М-м-м… – недовольно промычало оно, уставившись в пол, будто упусти оно из виду какую-то невидимую точку, его растерявшее ловкость тело в мешковатых доспехах окончательно потеряет равновесие, упадёт и уже не поднимется.

– Ваше высочество, откуда же вы тут взялись? Прелат сказал, вы в городе.

– М-м-м! М-м-м-м-м!! – упоминание о священнике подействовало на Дитя магически. Оно замотало головой, точно пытаясь сбросить с себя это слово, как паука, зацарапало ногтями пол.

– Что с вами?

Данка определённо ничего не понимала и потому растерялась. Всё ещё опасаясь нападения, которому, совершенно очевидно, только что подверглась дурёха Нелле, она неуверенно положила руку на плечо скрюченного, словно от адской боли, жалкого создания, которому ценой неимоверных усилий удалось устойчиво поставить перед собой руку и передвинуться на полфута. Служанка покосилась на ножик. Оружие лежало далеко, но она не была уверена, что у Дитя не припрятано другого.

Внешний вид их высочества был просто ужасен. Оно и раньше редко появлялось на людях трезвым, кроме того времени, которое готовилось провести на стрельбище, но в основном это было так, состояние лёгкого подпития, позволяющее веселиться, приставать к слугам и хамить. А вот сейчас перед глазами Данки предстал пример самого настоящего постыдного пьянства, который она видела последний раз только в Негерде среди рыбаков. Наблюдая за тем, как их высочество с трудом ворочало ногами, на ум приходил только один печальный вывод – в своей привычке прикладываться к бутылке оно превзошло само себя и вылакало не меньше целого бочонка пива, отполировав хмель вином или кое-чем покрепче, а затем обкурилось своими маковыми, расслабляющими мускулатуру травами. Но Данка, к своему удивлению, обнаружила, что не чувствует ни сшибающих с ног алкогольных паров, ни запаха жжёной травы, кроме остаточного аромата эфедры, исходившего от белокурых волос. Вином пахло, но совсем чуть– чуть, почти неуловимо. Сильнее пахло разве что потом и ещё чем-то очень неприятным, чем-то…

– Ой, – она узнала этот запах и смущённо покраснела.

Но Дитя менее всего было похоже на человека, покинувшего счастливое любовное ложе.

– Вам помочь? – нерешительно спросила Данка, пытаясь взглянуть в лицо кряхтящему созданию, старавшемуся передвинуться ещё хотя бы на шаг.

– Нет, – ответ выплеснулся из него, как молоко из переполненного кувшина.

После этих слов рука, на которую Дитя как раз в этот момент опиралось, предательски вывернулась, и их высочество, потеряв под собой опору, рухнуло на пол, стукнувшись головой о мрамор.

– Ваше высочество?

– М-м-м…

Дитя с трудом подтянуло под себя ногу и правую руку и оттолкнулось, вернув себе исходное положение на четвереньках. Застыло, балансируя на невидимой грани.

Глядя на унизительное положение наследника или наследницы – это уже было неважно – трона, Данка