– Был этот икс где-то поблизости, наверно, в клубе моряков. Если не будет от Грейпа информации – будет суд, а связи его мы не получим…

…Полковник Лазарев уже второй час сидел за столом и размышлял. Перед ним не было никаких служебных бумаг, только несколько листов, сплошь исписанных одним словом, «Серж». Он писал «Серж» во всех вариантах: печатными буквами, прописными, маленькими, крупными, завитушками, готикой, плакатными, орнаментом. Потом принялся выписывать латинскими буквами, старательно выводя отдельные детали.

Дважды сотрудники порывались войти к нему в кабинет, но полковник неизменно говорил: «Позже, я занят!» и продолжал свое полудетское занятие. Наконец он написал на всю страницу по-английски «Серж», поставил восклицательный знак и снял телефонную трубку.

– Товарищ Кравцов, это Лазарев. Мне не дает покоя один вопрос, который мы с тобой не оговорили, когда я был в Одессе. Кроме денег у Грейпа было что-либо еще с собой?

– Нет, ничего существенного.

– А несущественное?

– Блок сигарет и распечатанная пачка – и все.

– Сигареты исследовали.

– Да, исследовали. Сигареты – американский «Вайсрой», но самое любопытное в том, что они напичканы наркотиком. Так как их было мало, всего один блок, то, видимо, Грейп вез их для себя, наверно он наркоман. У нас такие вещи случаются. Вы переварили информацию? Ну, теперь я скажу вам нечто из ряда вон. Тут один парень с уголовной кличкой Слюнявый почему-то умер у себя на квартире. Доктор утверждает, что умер не сам, хотя полной уверенности у него нет, больше трех недель прошло, все разложилось. У него был набор фотопринадлежностей, дорогой фотоаппарат западногерманской фирмы, нашли под матрацем, шесть пленок, правда, заснятых ни одной, а вот кусочек фототекста очень любопытный, явно антисоветского содержания. И последнее, за батареей центрального отопления ребята нашли окурок того же «Вайсроя», с теми же компонентами.

– То-то я думаю, чего это мне не нравится Грейп со своей сотней тысяч рублей. Должны же были ему что-то пристегнуть, – Лазарев помолчал, пауза затянулась, и Кравцов уже подумал, что он отключился, и кашлянул.

– Послушай, у меня к тебе просьба: покопайся в документах Аэрофлота, посмотри, не приезжал ли за последние полгода в Одессу некий тип по фамилии Куц Серафим. Это очень важно, особенно если учесть, что у Грейпа есть упоминание о Серже. Куца звали Серж.

Кравцов присвистнул, он все понял с полуслова и едва окончил разговор с Москвой, как уже вызвал Леснякова и дал ему задание по Аэрофлоту. А к вечеру установили, что Серафим Куц был в Одессе за месяц до приезда Грейпа, а покинул город сразу же на следующий день как тот был задержан.

…Запахнув халатик и сунув ноги в тапочки, Катя прошла на кухню, где на раскладушке спал Барков, и тихо окликнула его:

– Алексей Иванович, вы очень долго спите.

Барков словно и не спал, открыл глаза и сразу же строго сказал:

– Если ты не перестанешь называть меня по имени-отчеству и на «вы», я вынужден буду операцию отменить. Ты себе не представляешь, что будет, если полезет фальшь в наших отношениях. Не считай Сержа за дурака. Его стремление попасть к нам в гости – это не простое желание выпить, потрепаться. По тому, как он осторожно трогал мои поездки в Западную Европу, он очень заинтересовался мной. Значит, мы достигли цели, а ты тут «Алексей Иванович, вы!» – передразнил он ее. – Так что, Катюша, ты должна абстрагироваться от всего, что было, и помнить только одно: мы любим друг друга, планируем нашу будущую жизнь, испытываем некоторые затруднения с деньгами, мы их бережем для покупки машины. А деньги нужны на кооперативный гараж. А теперь готовь завтрак и думай, чем угощать Сержа, ты тут почти хозяйка. Я пошел в ванную.

– Иди, я ее уже вымыла.

– А вот этого делать не надо, я и сам могу.

– Можешь, но сейчас дом – это моя обязанность. Ты только что об этом говорил.

– Сдаюсь! – поднял он руки кверху и так и пошел в ванну, с поднятыми руками.

Катя быстро собрала раскладушку, забросила ее на антресоли, засунула туда же матрац, все остальное отнесла в комнату и запихнула в диван-кровать.

Пока она готовила завтрак, между делом причесывалась, подкрашивалась, и когда Алексей вышел из ванны, она уже была в форме. Завтракая, Барков обратил на это внимание и, слегка улыбнувшись, похвалил ее вкус на косметику.

– Умеешь, Катюша, себя преподнести: и помада, и румяна – просто перший класс! Для Сержа, правда, еще рановато, он приедет часов в семнадцать.

– А для вас… Тебя, – поправилась она быстро и опустила голову, – нельзя?

– Даже нужно! – улыбнулся он широкой улыбкой, показав великолепие своих зубов. – Мы ведь с тобой на работе.

– Говорят, у буржуев женщина не показывается на глаза мужу до тех пор, пока не приведет себя в порядок. Наверно, это очень хорошо, чтобы муж всегда видел только лицевую сторону, только красоту.

– Хорошее неписанное правило. Только в наших жилищных условиях муж видит жену в таком разобранном виде, что и не приведи Господь! И думает: когда женился – вроде была красавица. А гляжу, она просто грымза, – засмеялся Барков.

– Это, Алеша, зависит от женщины. Хочет красиво выглядеть с самого утра перед мужем – пусть встанет на час раньше, пока он еще спит. Мне кажется, многие женщины просто опускаются, они думают, что добились главного, предложили товар лицом, вышли замуж, а теперь уже можно и изнанку не прятать. Отсюда, я думаю, потом измены и разводы.

– Ты напиши свои размышления в журнал для женщин, это же очень интересно. И все-таки ты мне что-то не нравишься. Ты вялая, индиферентная. Я понимаю, тебе трудно притворяться влюбленной дурочкой. Но мы с тобой вступили в большую игру, и в этой игре мы партнеры, равные партнеры. От игры одного зависит успех другого. Мы даже не предполагаем, отчего Серж так упорно напрашивался к нам в гости. Но это неспроста. В ресторане наши с тобой отношения нивелировались обстановкой и спиртными напитками – так сказать, отвлекающий фактор. А тут мы на виду у него.

– Я понимаю, Алеша! Просто я, наверно, морально устала. Долго мне придется еще оживать. Когда все кончится, я уеду в деревню. Ты будешь мне отвечать на письма?

– Если не возражаешь, я приеду в гости. Я теперь в ответе за твою дальнейшую судьбу.

– Я все сделаю, Алексей Иванович! И любить тебя буду, и хозяйничать тут буду, и вообще, этот подонок ни о чем не догадается. Ты мне веришь? – она подошла к Баркову, обняла его за шею и поцеловала. – Раз игра началась, так будем играть!

– Раздался