Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— ДОВОЛЬНО!
От этого неожиданного возгласа у Феликса загудело в ушах и перехватило дыхание. На какой-то миг ему даже захотелось рухнуть на колени и смиренно опустить голову, но он смог сдержать этот странный порыв. Все остальные, кто был на поляне, так же замерли, не в силах пошевелиться. Голос, казалось, исходил отовсюду и был странно знакомым, и только спустя несколько секунд Феликс понял, что он принадлежал Эну. Молодой ювелир вышел вперед, и Феликс снова ощутил себя полевой мышью, которая старается скрыться от взгляда ястреба, которому, впрочем, до нее сейчас не было никакого дела, так как он приметил себе новую добычу.
— Что тебе надо, незнакомец! — пораженно прокричал Изеул, как и все, ненадолго впавший в ступор от подавляющего возгласа Эна. — Как ты смеешь вставать на пути суда Всеблагого Чуда?!
— Это все бессмысленно. — ответил Эн, делая еще один шаг в направлении застывших бойцов. — Я сам все закончу.
— Но тебе недозволенно вершить исход! — лицо Изеула потемнело от нахлынувшей злости и крови. Но взгляд его тут же переменился, когда Эн дотронулся до кровоточащего древа, и то мигом вспыхнуло, издав леденящий душу крик.
— Этого будет достаточно твоим богам? — спокойно ответил Эн, и его красивый голос, как и прежде, казалось, исходил отовсюду.
— Так вот в ком сидит прогнившее семя! — злобно усмехнулся Изеул, и перевел взгляд на своего сына. — Тогда можешь занять место этого несчастного калеки.
— И когда все закончится, ты клянешься, что возвратишь все наши вещи и коней. — все таким же громким голосом сказал Эн, и Феликс понял, что это был не вопрос. — И больше не посмеешь нападать на нас. — произнося эти слова, Эн поднял с земли узловатый посох Дэя, который тот обронил, когда взял в руки меч.
— Мне незачем терзать души тех, кого оберегает Чудо. Если ты победишь, то я отпущу всех. — уже более спокойным тоном ответил Изеул.
Но Эн уже не слушал его. Подойдя к Дэю, который согнулся, и выглядел так, будто меч для него внезапно стал непосильной ношей, аккуратно взял у него клинок, вручив за место него посох. Феликс не слышал, что пробормотал ему в ответ пастух, но это было и не важно. После того, как Дэй устало поплелся к остальным, молодой ювелир перевел взгляд на Труцидара.
— И последнее. — проговорил он, глядя на Изеула через плечо Труцидара. — Прежде чем ты совершишь эту роковую ошибку, я дам тебе шанс опомниться. Отпусти нас, и я сохраню твоему сыну жизнь.
Феликс подумал, что Изеул сейчас злорадно рассмеется, такое самоуверенное у него было лицо.
— Мне не страшны гнилые слова еретика, ибо в них есть лишь ложь! — провозгласил он, окидывая ряды собравшихся пиктов свирепым взглядом. — Начинайте!
Все произошло настолько быстро, что Феликс даже не сразу уловил всю суть. Как только Труцидар сделал шаг в направлении Эна, тот среагировал незамедлительно. Молниеносным движением, он оказался прямо перед своим противником, и прежде чем тот сообразил в чем дело, в яркой вспышке стали, пронзил того мечом в сердце. Рука огромного пикта все еще двигалась, поднимая меч, но в глазах уже застыло ужасное осознание своей роковой участи.
— НЕТ! — крик Изеула был преисполнен неподдельной горечи. Бросившись вперед, он упал на колени, подхватив умирающего сына. Эн не стал ничего предпринимать, и просто стоял, глядя с высока на плачущего отца, который слишком поздно осознал, что нужно прислушиваться к словам своих врагов.
Глава 14. Тьма и клинки
Искры костра, словно маленькие золотые мошки, рождались из яркого пламени и серого пепла, стремясь поскорее улететь в ночное небо, сливаясь с холодным светом звезд. Треск сырых веток не мог заглушить громкого храпа Милу, и еще нескольких наемников, которых боги одарили этим неоднозначным талантом — даже во сне отпугивать диких животных. Феликс увидел, как в темноте промелькнула то ли лиса, то ли какой другой пушистый зверь, решивший проверить что это так шумит и светится. Убедившись, что неизвестный ему зверь скрылся и больше не появится, Феликс вновь обратил взгляд на свою ладонь, на которой все еще можно было разглядеть еле заметную отметину от кровавого символа. Он сжал и разжал пальцы, в который раз стремясь убедиться, что эта рана никак не повлияла на их работоспособность. Прошло уже больше двух недель с того момента, когда он в первый и последний раз испытал на себе ужасную боль от богохульного ритуала пиктов, и порой ему казалось, что когда он двигает пальцами, то эта боль, словно призрачное эхо, возвращается в его руку. В эти моменты он не мог совладать с собой, и часто гладил шрам, в надежде что эти иллюзорные боли пройдут. Еще никогда в жизни он не испытывал столь невыносимой пытки, как от этого маленького шрама. Милостивая Дочь, как же эту агонию мог переносить Джелу в течении нескольких дней?!
Как только Изеул, после потери сына, смог вновь овладеть своими мыслями, он велел тут же отпустить всех пленников и вернуть их вещи. Вся его напыщенная набожность потонула в горе и слезах, которые катились из его глаз, когда он поднял на своих крепких руках безжизненное тело Труцидара. Феликс уже никогда не сможет забыть ту безмерную печаль, которая была в глазах старика, и его горестный крик, когда он увидел, как Эн пронзил сердце его сына. Самое странное, что почти такое же выражение Феликс видел и на лице Дэя, когда тот вынужден был взять в руку меч.
Оторвав взгляд от ладони, Феликс посмотрел на палатку, в которой сейчас спал однорукий пастух. Маленький никс до сих пор не мог поверить, что такой тихий, и даже, в какой-то мере, блаженный калека, смог дать отпор опытному и сильному мечнику. Феликс прекрасно помнил тот бой, и каждый раз, когда он снова вспоминал подробности той схватки, он убеждался, что противник Дэя был поистине великолепным фехтовальщиком. Такое мастерство владение двуручным мечом Феликс видел лишь у белланийских цепных ведьм, которые считались одними из самых грозных противников в Стелларии. Но даже этого мастерства оказалось